Что же позволяло московским государям так быстро приводить к общему знаменателю Новгород, Псков, Тверь, Рязань, которые столетиями жили отдельно от Москвы, зачастую были значительно «старше» её, славнее в мире, ещё недавно отличались бóльшей экономической и военной мощью? Конечно не «династический принцип», не принятие Рюриковичей-Даниловичей, каковые не могли пользоваться каким-то специальным авторитетом по сравнению, к примеру, с Тверскими Рюриковичами-Ярославичами (при этом тверской патриотизм был чрезвычайно силен и стоял на выдающейся культурной высоте, к тому же опирался на почитание князя-мученика Михаила Ярославича Тверского, к гибели которого была причастна Москва).
Ещё более нелепо предполагать, что династический момент имел значение для Новгорода, с его столетиями республиканского строя и всегдашней готовностью значительной части элиты предпочесть литовских Гедиминовичей. Для Новгорода, опять же, был характерен высокоразвитый и опиравшийся на давнюю традицию республиканский патриотизм, да ещё и с выраженной идеологией противостояния диктату владимирских князей. Менее «антивладимирский», но столь же отчетливый характер носил и патриотизм псковский.
Однако ни в ходе Ливонской войны, ни в ходе Смуты Новгород не пытается воспользоваться возможностью для сепаратистских поползновений, быстро и безболезненно возвращается в состав России – новгородская измена, очевидно, коренилась лишь в воображении Ивана IV, расправившегося с новгородцами в 1570 году. Не редкие в Новгороде и Пскове городские восстания никогда не носят сепаратистской окраски, свидетельствуя, что полисное начало в них укоренилось куда глубже, чем сепаратно-государственное. Ничего мы не слышим ни о тверском, ни о рязанском сепаратизме…
Не «династический», как иногда утверждается, а именно национальный принцип был основой создаваемого Иваном III государства. Жёсткий унитаризм значительно отличает Россию этой эпохи даже от самых передовых раннемодерных государств, как Франция, характер которой в качестве образцового национального государства не вызывает сомнений. Если образцовое национальное государство Европы – Франция – срослось из кусков и частей с большим трудом и так никогда и не преодолело до конца своего лингвистического раскола, несмотря на предельно унификационную политику французского государства, то Россия собирается в единое целое как бы сама собой.
Блистательное отсутствие регионального сепаратизма в составе Московского государства свидетельствует о том, что оно имело вполне отчётливую этнокультурную основу, было ранним национальным государством Нового времени в той степени, в которой, возможно, им не было в тот период