Пятая черта – невероятные трудолюбие и плодовитость. Когда в 1900 году его отец стал управлявшим имением «Золотая Балка» Святополк-Мирского в Херсонской губернии, недалеко от Одессы, Давиду Бурлюку было восемнадцать лет. Всё лето он работал от рассвета до заката, написал 300 этюдов и привёз их в Одесское художественное училище. Преподаватели отругали его и сказали, что это не творчество, а какое-то фабричное производство. И вот этим «фабричным производством» Бурлюк занимался всю жизнь. Эта сумасшедшая плодовитость и была одним из способов бросить своё семя, реализовать тот инстинкт эстетического самосохранения, который двигал им всю жизнь. Он работал по шесть, восемь, десять часов в день. Именно трудолюбие помогло Бурлюку в Америке, где он вынужден был в сорок лет начать всё сначала и почти двадцать лет бороться за признание. Лишь к шестидесяти годам к нему вновь пришёл успех.
Всё было не напрасно. Жизненный путь Давида Бурлюка завершился официальным признанием его заслуг. 24 мая 1967 года – увы, уже после смерти, – ему было присвоено почётное звание члена Американской академии искусств и литературы. Работы Давида Бурлюка находятся в коллекциях крупнейших российских, украинских, европейских и американских музеев, среди которых Государственная Третьяковская галерея и Государственный Русский музей, Национальный художественный музей Украины, Музей Гуггенхайма, Нью-Йоркский музей современного искусства, Музей Уитни и десятки других. И, конечно же, в тысячах частных собраний по всему миру. Именем Бурлюка названы улицы в украинских городах, мемориальные доски ему установлены в Казани и Одессе, и вот уже тридцать лет русским поэтам, продолжающим традиции футуризма, и исследователям, изучающим русский авангард, Академией Зауми вручается премия – Международная отметина имени «отца русского футуризма» Давида Бурлюка.
Писать о Давиде Бурлюке просто и одновременно сложно.
Просто – потому, что, спасаясь от забвения, сам он многократно описывал детали своей биографии. Стремление описывать свои достижения не стало манией, но было близко к этому. Он не только записывал сам свою родословную, описывал годы учёбы, выставки, в которых участвовал, своих многочисленных знакомых, но и настойчиво просил всё это делать свою жену, Марию Никифоровну, сестру Людмилу и сыновей (оба сына не покладая рук переводили на английский письма, статьи и стихотворения Бурлюка, а рукопись Никифора стала основой первой части книги Кэтрин Дрейер, первой большой биографии Бурлюка). 37 лет, с 1930-го по 1967-й, Бурлюки выпускали в Америке журнал «Color and Rhyme» («Цвет и рифма»), который стал бесконечной одой самим себе. Журнал не был предназначен для продажи – они дарили его друзьям, коллегам, коллекционерам, рассылали в десятки музеев и библиотек по всему миру.
Изучая архивные документы, рукописи, письма Давида