В воспоминаниях Марии Никифоровны Бурлюк есть немало упоминаний о Владимире:
«С 1903 по 1915 Давид и Вальдемар Бурлюк были очень дружны и привязаны друг к другу. Володя был чрезвычайно одарён. В нашем романе “Филонов”, в главе о вечере в Арт-клубе Куинджи, мы написали о его акварели, изображающей женщину в одежде рабыни. Но работал он только в присутствии старшего брата; предоставленный самому себе, он немедленно начинал развлекаться. Он любил охотиться, скакать на лошадях, играть в карты день и ночь. Его характер был очень спокойным и полным доброты. Всё, что угодно, он мог отдать в подарок. Он любил собирать книги, как и его брат, но Давид всегда читал и изучал их, в то время как Володя никогда не раскрывал их.
Володя любил старинные иконы (на испещрённых червями досках) и разные античные объекты, которые три брата раскапывали в 60 могилах в степях графа Мордвинова, покрывавших 100 тысяч акров в Чернянке (Гилея). Он держал их в своих руках, поворачивал из стороны в сторону, рассматривал и потом рассказывал о своих проектах, новых картинах и о том, как он применит древнее для новейшего. Его последний холст, над которым он работал в марте 1915, перед тем, как его отправили на фронт в Салоники, так и не был закончен. На нём изображён древний воин со щитом и тяжёлым копьём, он рисовал его в комнате, где проходила наша выставка в салоне Матвеевой (Мария Никифоровна ошиблась – это был салон Михайловой. – Е. Д.)».
«Футуризм и кубо-футуризм в живописи русские были тесно связаны; не только потому, что зачинатели, основоположники составляли одну разбойническую стаю, орду “песьеголовцев” русской литературы, как выразился о них тогда Ал. Мих. Ремизов, советовавший Владимиру Бурлюку ходить голым, опоясавшись лишь тигровой шкурой, и в руках дубину носить… Владимир Бурлюк был действительно видным юношей, мускулы имел здоровенные, рост высокий и сложение красивое. Совет А. М. Ремизова был ему впору. Возврат к жизни – простой и дикой, так противоречащей барству, дворянству изнеженному, барскому…» – писал Давид Бурлюк во «Фрагментах из воспоминаний футуриста».
А вот как описывает свою первую встречу с Владимиром Бурлюком Бенедикт Лившиц:
«Садимся наконец в вагон. Вслед за нами в купе входит краснощёкий верзила в романовском полушубке и высоких охотничьих сапогах. За плечами у него мешок, туго чем-то набитый, в руке потёртый брезентовый чемодан.
Радостные восклицанья. Объятия.
Это Владимир Бурлюк.
Брат знакомит нас. Огромная лапища каменотёса с чёрным от запёкшейся крови ногтём больно жмёт мою руку. Это не гимназическое хвастовство, а избыток силы, непроизвольно изливающей себя.
Да и какая тут гимназия: ему лет двадцать пять – двадцать шесть.
Рыжая щетина на подбородке и над верхней, слишком толстой губой, длинный, мясистый с горбинкою нос и картавость придают Владимиру