Эта мысль принуждала его, идущего вперед, оглянуться назад, призывала остановиться и переосмыслить былое – то что было ими пережито шесть лет назад, но кроме грусти потери от этих щемящих воспоминаний (он был в этом уверен) вряд ли что-нибудь в их душах могло бы пробудиться! Конечно, он не внял этой мысли и опять протянул руку к власянице, но тихий шепот Ариадны еще раз остановил его.
– Савва, единственный мой!
Савва замер, услышав в голосе Ариадны ненаигранное волнение, граничащее со смятением чувств. Это заинтриговало Савву настолько, что он весь обратился в слух.
– Савва! Ты хочешь вернуться на шесть лет назад? Не надо ворошить прошлое – пойдем вперед. Я готова.
Это было действительно неожиданно – это не поворот назад в прошлое, а прыжок вперед в будущее. Савва взял власяницу, но не стал ее надевать, а протянул Ариадне.
– Попробуй! Это вретище поможет тебе мысленно, я бы даже сказал мистически, перенестись в мир, о котором ты алчешь, но может быть и сама не знаешь его. Да и откуда ты можешь знать его – ведь ты в нем не бывала! И вервица тебе тоже поможет. Эта из тысячи узелков на тысячу молитв по преданию была сплетена Пахомием Великим в Египте. Сейчас бы мы сказали, что это его изобретение. Говорят, что это – лестница на небо, или по-другому – Лестовка; а узелки – это ступени «земля – небо».
– Вся Лестовка из тысячи ступенек? Столько ступенек до неба?
– Мистически… Тысячи Иисусовых молитв…
Она в нерешительности стояла перед ним и смотрела на вздувшиеся вены протянутой руки, в которой Савва держал власяницу. А Савва смотрел ей в глаза и ждал, когда она решится посмотреть в глаза ему. Но она медлила и все смотрела на власяницу, повисшую на руке мужа. Савва вдруг вспомнил «Страшный суд» Микеланджело на плафоне Сикстинской капеллы, где Буонарроти изобразил себя в образе содранной кожи грешника: Савве подумалось, что власяница уж очень похоже свисает с его руки, как на фреске кожа, содранная с грешника. Это отношение гения к своему творчеству: ведь многие считают, что так Буонарроти изобразил себя! Микеланджело всю душу вложил в свои творения, и душа его давно была у Бога. А теперь Богу предстала лишь кожа с его земной плоти, носимая им оболочка, когда-то скрывающая душу. Протягивая власяницу, Савва будто бы предлагал Ариадне примерить обличие гения!
– Что ты медлишь? Ведь ты пока еще не понесла, а только мечтаешь про это!
– Откуда ты знаешь? Как ты догадался? Я не говорила тебе? Это только мои тайные мысли, сокровенные мысли… И это тебе ведомо? – из ее уст этот вопрос прозвучал как обвинение. Хотя может быть ей не понравилось то, что он озвучил вслух свои мысли.
– Нет. Это мне не было ведомо до той минуты, пока ты не сказала, что готова!
Он не оправдывался, хотя в его словах и звучали пафосные нотки, совсем ему несвойственные.