«Вот как люди умирают, я уже это проходил и точно знаю как это! Раз и просто перестал бороться, опустил руки и пошёл ко дну, и всё – конец всему, всем мечтам, всем играм, всем интересам, всему, всему, всему… Дальше пустая мутная холодная глубина и больше ничего! И чем дальше, тем холоднее. Какой ужас!» – от этих мыслей откуда-то взялись дополнительные силы, а может быть открылось второе дыхание, о котором он где-то слышал. Алёша всем телом резко рванул поперек течения и отчаянно заколотил руками по воде со всей оставшейся силы. Со стороны, наверное, это выглядело довольно смешно, но самому парню, в самом центре бурного потока, было совсем не до смеха, он боролся за жизнь. Алёша больше не смотрел на берег к которому плыл и совсем не обращал внимание на течение, но интуитивно чувствовал что плывет по кротчайшему расстоянию прямо к берегу. Лишь бы хватило сил, лишь бы силы его не оставили, это было для него самым важным в тот момент. Его движения становились всё медленнее и медленнее. Ему казалось, что вот-вот и руки и ноги совсем откажут…
«Ещё немного, ещё чуть-чуть! …Врешь, не возьмешь!» – вспомнил Алёша песню и знаменитый фильм про Чапаева, и почти уже теряя сознание, представил, что он и есть Василий Иванович, а не Алексей Иванович. Он плывёт раненый, а по нему ещё и стреляют из пулемёта беляки… Алёша остановился только тогда, когда уже коленками упёрся в песчаное дно. Изнемождённый мальчик буквально выполз по пояс из воды и тут силы оставили его… Он долго, долго лежал, тяжело дыша, как рыба выброшенная на берег, или человек-амфибия Ихтиандр из любимого фильма. Алёша стал делать глубокие вдохи, постепенно восстанавливая дыхание и оставаясь наполовину на суше, а наполовину в воде. Мышцы рук надулись, как у какого-нибудь силача или культуриста и казалось, что вот-вот лопнут. Сколько он пролежал на берегу в таком положении он не помнил. Вокруг него с визгом бегали, прыгали и играли малыши. Видимо где-то совсем недалеко был так называемый «лягушатник» – огороженная купель для самых маленьких. Вокруг него было полно и взрослых и никому не было дела,