Комната небольшая, под потолком узкое, но длинное, во всю стену, окно, для света. Пол сделан под наклоном, так что вода стекается к одному углу и уходит вниз. Ближе к двери стоят две высокие корзины. Здесь же несколько маленьких тазов, ковшиков. У противоположной стены большая бадья, внутри нее дополнительное маленькое корытце и видна идущая с потолка труба. Я проворачиваю кран, идет слабая струйка. Механического шума нет, а значит, бак расположен выше, и вода идет самотеком. Все как у Ардара, и если убрать корытце, заткнуть слив, то можно набрать бадью и утопиться.
Жаль, что я добралась так поздно до реки. И коня жаль. Замечательный был конь.
Отложив полотенца в сторону, я провожу рукой по воде. Мертвая вода, не залечит раны. Ожидаемо. Вздохнув, я закрываю вентиль, убираю корытце на пол. Снимаю одежду и, так и не придумав куда ее положить, укладываю на корзины рядом с полотенцами. Разматываю грудь и пробую вдохнуть без повязки. Ноет, но вполне терпимо. Держась за высокие бортики бадьи, залезаю внутрь и открываю кран. У меня мало сил, поэтому я сажусь, отставив пронзенную ладонь чуть в сторону, теплая мягкая вода ласково стекает по спине и плечам, по груди. Подставляю лицо. Полощу рот, избавляясь от вкуса крови.
Нужно думать, как быть дальше. Слишком долго собираюсь с мыслями.
Я поднимаюсь, выключаю воду и убираю за собой. Полотенца оставляю не тронутыми. Стираю на колене ткань, служившую мне нагрудной повязкой, и развешиваю на краю бадьи. В комнате тепло, высохнет. Отжимаю промокшую косу и споро одеваюсь. Мертвая вода, может, и не лечит, как источники, но все равно помогает.
Верба хлопочет на кухне, а ее мужа рядом не видать.
– Мне кажется, тебе еще рано вставать, – не оборачиваясь, говорит она.
– Может, и так. Нужна помощь?
– Наколешь дрова? – Верба ставит котелок на огонь и берется за нож и овощи. – Нет. Я справляюсь. – Она смеется над собственной шуткой. – Мы с Ивой ходили на рынок утром, хочу испечь пирог на ужин. Ты какой больше любишь?
– Никакой, – бормочу я в ответ, мне не нравится эта игра в гостеприимных друзей.
– Ты не веришь нам, это понятно. – Верба убирает нож в сторону и поворачивается ко мне.
Вряд ли.
– Не бросай просто так то, что может быть оружием. У тебя в доме беззащитная дочь, а я могу быть опасной для нее.
Верба оглядывается на нож и кладет его в ящик. То, что я могу использовать как оружие любую острую или тяжелую вещь, ей в голову не приходит.
– У тебя есть ребенок?
– Просто будь осторожнее с чужаками, – советую я, проходя мимо нее в большую комнату, опускаюсь на стул и рассматриваю повязку на руке, по-прежнему сомневаясь, что мне надо видеть рану. О том, как все ужасно, я догадываюсь и без этого. Пальцы отекшие и непослушные, безымянный вообще едва двигается. Цвет кожи тоже нездоровый, но это совсем не показатель. На моем теле много других следов от ударов. Ближе к вечеру ткань все равно придется сменить, да и ране полезно сохнуть на воздухе,