– Понятия не имею. Он наполовину ирландец, а наполовину русский, из белых, поэтому ему, говорят, присущ очень своеобразный английский юмор.
Они наблюдали за Якимовым, который был занят едой и ничего в данный момент не рассказывал.
– Что значит своеобразный английский юмор? – спросила Софи капризным тоном.
– Благодушный, наверное, – ответил Гай. – Доброжелательный. Болезненный пинок под зад здесь называют румынским пинком, а легкий тычок коленом – английским. Примерно так.
Когда прозвучало слово «зад», лицо Софи окаменело, но заметила это только Гарриет.
– Я бы хотел познакомиться с Якимовым, – сказал Гай. – Давайте их пригласим к нам.
– Постойте, – запротестовал Инчкейп, – с ним же придет Добсон.
– Я не против, – ответил Гай. – Он так поздно поступил на дипломатическую службу, что еще сохранил человеческий облик.
– Дипломат-любитель, можно сказать. Занялся этим делом после богатой и ленивой юности. Сам я не питаю к нему неприязни. Если ему не требуется прилагать для этого усилий, он вполне готов вести себя прилично.
Гай вырвал лист из блокнота и написал несколько слов, в то время как Инчкейп, не желая принимать участия в приглашении, отвернулся. Официант отнес записку, Добсон черкнул на ней несколько слов и отправил обратно.
– Они выпьют с нами кофе, – сказал Гай.
– А!
Инчкейп выдохнул и налил себе еще вина.
Прежде чем отправиться днем в кровать, Якимов послал на станцию за чемоданами и отдал бо́льшую часть одежды служащим гостиницы, чтобы они привели ее в порядок.
Теперь же, неторопливо шагая за Добсоном по ресторану в вычищенном желтом жилете и умело отутюженном клетчатом костюме, он выглядел крайне элегантно, пусть и с легким налетом эксцентричности. Подойдя к столику, за который их пригласили, он благосклонно улыбнулся. После того как их представили, он поцеловал Гарриет руку и заявил:
– Как это прекрасно: после долгих лет жизни за границей увидеть настоящую английскую красоту!
– Мне говорили, что у вас своеобразное английское чувство юмора, – сказала Гарриет.
– Батюшки! Неужели репутация бедного Яки обогнала его?
Якимов так безыскусно обрадовался, что первоначальные подозрения Гарриет рассеялись, – почему они возникли, она и сама не могла сформулировать.
– Своеобразное английское чувство юмора! – повторил он. – Я польщен.
Он повернулся, чтобы проверить, слышал ли Добсон эту похвалу, но тот разговаривал с Гаем.
– Я счастлив был услышать, что вы вернулись, но крайне удивлен, что вас впустили.
Добсон нервно хохотнул, тем самым как бы смягчив свои слова, но Инчкейп недовольно скривил губы.
Добсон отличался легкой походкой (причем в процессе ходьбы он выгибался в талии, выпячивая живот), был еще молод и в целом напоминал херувима: пухлый, с ямочками на щеках, весь бело-розовый. Он был совершенно лыс, но на макушке сохранились участки младенческого пуха – следы покинувших