– Я знаю, зачем он собирается убить Лаевского! – огрызнулся Роман.
– Хорошо, хоть сами знаете, – сказал столичный режиссер, – только нам никак не показываете. Мы не понимаем, кто такой ваш фон Корен.
– Лялечка, давай я тебе помогу, – предложила артистка Никифорова заведующей литературной частью, которая доставала из шкафа чашки.
Вид у заведующей был как с похмелья – глаза красные, губы сухие, и руки дрожали так, что чашки стукались о блюдца, все слышали. Она никакого участия в репетиции не принимала, сидела с краю и писала что-то длинное, как будто повесть. Этим писанием она была так увлечена, что не сразу понимала, когда к ней обращались.
Когда объявили перерыв, она собрала свою писанину и убрала на полку возле двери.
– У меня есть имбирь, – заявила Ляля и облизнула сухие губы. – Никто не возражает, если я его в чай добавлю?
– Это прекрасно! – сказал из угла Федя Величковский. Он всю репетицию просидел тихо как мышь, даже не шевелился, только блестел глазами. – И с лимоном!
– Я не буду с имбирем, – объявил Роман Земсков.
– Тогда… для вас… отдельно, – прошелестела Ляля.
Утром они с Ромкой столкнулись у лестницы. Он сбегал сверху, легкий, как перышко, а она тяжело, как больная, поднималась снизу. Он налетел на нее так, что она покачнулась и уронила сумку. Он поддержал ее под локоть, поднял сумку и извинился.
Он сказал: «Прошу прощения, Ольга Михайловна!»
Вот как он сказал.
Ляля писала и думала, что он назвал ее Ольгой Михайловной, и нет и не могло быть в ее жизни ничего худшего, чем эта самая Ольга Михайловна!..
– Раз, два, три, четыре, – считала Никифорова. – Лялечка, чашек не хватает!
– Там, внизу, еще есть. Их только ополоснуть надо…
Никифорова присела и распахнула нижнюю створку старинного буфета. Створка скрипнула. Снег продолжал валить, и Озеров заметил, как Валерия быстро и незаметно зевнула в кулачок – словно кошка.
Зря он назначил эту читку. Нужно было репетировать прямо на сцене, как обычно. Сцена артистам привычнее, роднее. С другой стороны, их обязательно нужно чем-то занять, отвлечь – натуры тонкие, а завтра похороны…
Что-то звякнуло, брякнулось, Марина Никифорова ойкнула, и все оглянулись на нее.
– Ляля, там в чашке ключи какие-то…
Марина поднялась с корточек и аккуратно положила на стол рядом с чашками большую связку ключей.
Ляля взглянула и отвернулась – она наливала в чайник кипяток.
– Подождите, это же… Это же Виталия Васильевича ключи! Верховенцева!..
Озеров оглянулся, а Федя Величковский выскочил из своего угла.
– Ну да, – сказала Валерия громко, встала и подошла. –