Дудила не произносит ни слова. Он просто топчется в желтом контуре, обозначающем дверь. Его продолговатая голова свешивается все ниже и ниже, а глаза, как туманом, подергиваются жалостливой дымчатой влагой. Наконец, он печально вздыхает, приподнимая плечи, и, несмотря на критичность момента, я не могу не отметить качество его аватары. Классная все-таки у Додика аватара. Даже ноздри при вздохе немного расширяются и дрожат. Ни у кого, наверное, такой аватары нет. Что, впрочем, не удивительно: Дудила живет здесь чуть ли не дольше всех.
– У меня трудности на Земле, – скорбно говорит он.
Плоские ресницы моргают. Уши тряпочными ремнями покачиваются над головой.
Дудила разводит руки и после паузы добавляет.
– Вот так…
А затем поворачивается и уходит внутрь дома.
Тьма смыкается за ним, как вода.
Ну что тут скажешь?
Трудности на Земле бывают почти у всех. У меня что ли на Земле трудностей нет? На то она и Земля, чтобы создавать трудности.
Правда, это не означает, что их надо тащить сюда.
– Вот дур-р-рак, – с чувством произносит Мальвина.
– Да уж, поехал совсем… – неохотно соглашается Кэп.
Чубакка тихо рычит.
Мы не знаем, что делать дальше.
Так и стоять, как цуцики, среди пустоты?
Все, впрочем, решается само собой.
Контуры дома вдруг начинают мелко дрожать, расплываются, утрачивают объем, распадаются на тусклые световые штрихи. Те в свою очередь сыплются вниз как искры. Одно-два мгновения, и вместо дома обнаруживается черный провал. Границы города отступают метров на пятьдесят.
– Ах!.. – восклицает Мальвина.
Мы все понимаем, что это значит.
Это значит, что Дудила сюда уже не вернется.
Потом мы с Квинтой еще немного сидим на краю. Мальвина голосом, в котором посверкивает углеродная сталь, заявляет, что она сегодня же отыщет Альберта. Хочет он этого или не хочет, нравится ему или нет, а порядок в городе пусть наведет. Что, черт побери, у нас происходит?! Кэп с Чубаккой тоже решают, что им надо бы вернуться к своим делам. Их ждет «Мальчик». Как раз сегодня они собирались отцентрировать дальномер. Ни хрена он пока не центрируется. С оптикой, как они объясняют, вообще полный завал… А мы с Квинтой сворачиваем в боковой переулок, как две тени, бесплотно, не касаясь друг друга, неторопливо следуем по нему, и в расширенной его части, которая далее, видимо, будет преобразована в сквер, обнаруживаем крохотный трамвайный вагончик.
Заметив нас, он освещается изнутри и приветливо тренькает, показывая, что готов работать.
Вагончик привозит нас на Фонарную улицу. По дороге Квинта молчит, лишь упорно, будто заучивая наизусть, вглядывается в строения за стеклом. В таком состоянии ее лучше не трогать, и я тоже молчу, впитывая прозрачную тишину.
Этот район был освоен одним