Теперь я действительно имел оружие против ужасных существ, которых мы боялись. И вот в этом заброшенном музее, на толстом мягком ковре из пыли, к огромному восторгу Уины, я принялся торжественно исполнять замысловатый танец, весело насвистывая песенку «Земля верных». Это был частью скромный канкан, частью полонез, частью вальс (заставлявший развеваться фалды моего сюртука) и частью мое собственное оригинальное изобретение. Вы же знаете, что я в самом деле изобретателен.
До сих пор я думаю, что этот коробок спичек, который за столько лет не поддался разрушительному действию времени, был самой необычной, но для меня самой удачной находкой. Но, как ни странно, я нашел еще одно, весьма неожиданное вещество: камфору. Запечатанная банка, где она хранилась, оказалась герметически закрытой по чистой случайности. Мне показалось сначала, что это был парафин, и разбил стекло. Но запах камфоры не вызывал сомнений. Среди общего распада это летучее вещество сохранилось совершенно случайно, возможно на протяжении многих тысяч веков. Она напомнила мне однажды виденную картину, сделанную сепией – краской из ископаемого белемнита, погибшего и ставшего окаменелостью, должно быть, миллионы лет назад. Я собрался было выбросить ее, но вспомнил, что она легко воспламеняется и горит прекрасным ярким пламенем, а значит, из нее можно сделать отличные свечки – и я положил ее в карман. Однако я не нашел никаких взрывчатых веществ или чего-то подобного, чтобы пробить бронзовые двери. Железный рычаг был пока самой полезной находкой, пусть я и наткнулся на него совершенно случайно. Тем не менее, я ушел из галереи в очень хорошем настроении.
Не могу рассказать вам всего, что произошло со мной за этот долгий день. Для этого потребуется сильно напрячь память, чтобы вспомнить по порядку все мои исследования. Помню длинную галерею с заржавевшим оружием и свои размышления: не выбрать ли мне топор или саблю вместо моего железного рычага? Но я не мог унести то и другое, а железный лом был более пригоден для атаки на бронзовые двери. Я видел множество ружей, пистолетов и винтовок. Почти все они были совершенно изъедены ржавчиной, хотя некоторые, сделанные из какого-то неизвестного металла, прекрасно сохранились. Но патроны и порох давно уже рассыпались в пыль. Один угол галереи обгорел и был совершенно разрушен; вероятно, это произошло вследствие взрыва патронов. В другом месте оказалась большая коллекция идолов: полинезийских, мексиканских, греческих, финикийских, – собранных со всех концов земли. И тут, уступая непреодолимому желанию, я написал свое имя на носу каменного урода из Южной Америки, особенно меня поразившего.
С наступлением вечера мой интерес угас. Одну за другой проходил я галереи, пыльные, безмолвные, часто разрушенные, все содержимое которых представляло собой по временам груды ржавчины и обуглившихся обломков. В одном месте я неожиданно