Высказав свое педагогическое кредо, я прошёлся по классу. Дети следили за каждым моим шагом. – Будем сейчас делать уроки! – провозгласил я, и тихий печальный вздох прошелестел над столами. – Открыли математику! Они зашумели и зашуршали, доставая и листая учебники. – Решаем номер семь! Я чувствовал, что делаю что-то бесконечно обычное и знакомое, то, что делали много лет со мной и то, что каждый день делают все учителя – заставляю, приказываю, «поддерживаю дисциплину». Слова, которые я выкрикивал решительно, сами приходили мне на ум. Я реагировал на шум и беспорядок с инстинктивностью амёбы. Эти реакции противоречили моим желанием, и я с неприятным, болезненным чувством ощущал собственную несвободу, как будто внутри меня сидело что-то, что диктовало мне и насильно вело меня. Я не боялся детского шума, а что-то внутри меня панически боялась. Я не хотел произносить глупых слов, а они произносились сами собой. Шесть голов опустились. В классе повисло приглушённое бормотание. Они читали номер семь, идиотский номер семь про двух велосипедистов, ехавших навстречу друг другу. Господи, как ненавидел я в школе этих математических велосипедистов без имён и лиц, эти мёртвые города А и В, чьей-то холодной волей лишённые человеческих названий, эти дурацкие бассейны, бесконечно наполнявшиеся водой! Бормотание стало тише и стихло совсем. Они решали. Оля, склонив голову к плечу, высунула язык. Толстый Толя пожёвывал, старательно вырисовывая цифры. В большое окно класса вливался золотистый лёгкий свет солнца, стоявшего в зените. В окно был виден кусок залитого асфальтом двора и стеклянная галерея, ведущая из вестибюля в столовую. По галерее, отпущенные пораньше с пятого урока, шли в столовую двое дежурных, две девочки. На середине галереи они вдруг запрыгали, глядя вниз. Пол был выложен кафелем, и они прыгали по квадратикам, и банты на их головах прыгали вместе с ними. Я оглядел мою маленькую роту. Все шесть лиц, как подсолнухи к солнцу, были повёрнуты к окну. Они глядели молча и невесело. Даже толстяк перестал тайно жевать.
– А ну не отвлекаемся, работаем, решаем! – закричал я.
СЕНЦОВ
Я шёл по коридору, а прямо на меня, раскачиваясь всем телом, бежал Сенцов – маленький мальчик с очёчками на носу. «Стоп! Куда так? Что такое?» Вырванный из бега, он уставился мне в лицо серыми немигающими глазами. «Не надо так носиться, Сергей! Разобьёшь себе что-нибудь!» Вся его фигурка окаменела в протесте. «Ты понял?» Молчание в ответ. «Ну ладно, иди». Он крутанулся на каблуке и бросился бежать. Он яростно пожирал пространство, уносясь вдаль по коридору огромными скачками. Его спина внезапно падала вперёд, и казалось, что лицо сейчас со всего размаха ударит об пол, но этого не случалось, потому что тщедушное тельце вдруг подскакивало вверх на огромных чёрных ботинках. Разболтанные колени совершали круговые движения, а руки махали с невероятной амплитудой, сами