– Но ты ведь не пойдёшь против замысла Богов и моего приказа? – вкрадчиво спросила девушка.
– Не пойду, – хмуро ответил раб Зеркала. И опять с горечью выговорил: – Я обязан вам подчиняться. Я всем обязан подчиняться. Я не смогу пойти против вас, даже если захочу.
– Вэл, прекрати истерику, – жёстко сказала Элэнсия, и мужчина сжал губы. А потом сухо сказал:
– Прошу прощения, Сиятельная. Я выполню ваш приказ. Сейчас Эль ляжет спать и проспит до появления полицейских.
– Я надеюсь на тебя, Вэлларий, – кивнула девушка. – Это очень важно – отдать Солнечного монаха в руки Тайной полиции.
– Я всё сделаю, – повторил раб Зеркала. – Только я не понимаю, зачем тогда ты просила меня предупредить их там, в туннеле, если сейчас собираешься отдать его в руки палачей. Мне было нелегко туда пробраться, но я думал…
– Ты всё узнаешь, Вэл, – перебила его девушка. – Только – позже, не сейчас. А теперь мне пора уходить, а тебе – ложиться спать. Отдыхай, Вэл.
И девушка, махнув на прощанье рукой, вплыла в сияющий овал Божественного Портала.
Раб Зеркала проводил её взглядом и, глядя на голубое свечение Портала, вдруг до мелочей вспомнил тот страшный день, когда очутился он в Зеркале и понял, что теперь этот камень на многие годы станет его домом. И как долго не мог он в это поверить, считая происходящее страшным видением.
А когда, наконец, поверил, пришло отчаяние – дикое, всё затмевающее. Он сейчас даже не помнит, что делал в первые годы своего заточения. Всё происходило, как в кошмарном сне, только вот он никак не мог проснуться. Он жалел себя, считал, что Учитель оказался слишком суров, что не заслужил он такого ужасного наказания. Посылал ему мольбы о прощении, обещал, что не повторит своих ошибок, что будет смиренным и покорным. Но, видимо, не поверил ему Учитель, ни разу не получил он от Него ответа.
Затем на смену отчаянию пришла злость – яростная, разрушающая. Он словно мстил всем за своё рабское положение. С пугающим его самого ликованием помогал своим хозяевам, рвущимся к власти. Участвовал в интригах, проникая в защищённые дворцы, внушая придворным крамольные мысли. Выслеживал и убивал непокорных. И сердце наполнялось злым торжеством: этого ли ты хотел, Учитель? Ты думал, сломаешь меня? Нет! Даже здесь, замурованный в камне, я буду жить, как и жил, делая, что хочу. И все эти мелкие людишки по-прежнему будут меня бояться.
Потом – как очнулся. Оглянулся на прошедшие годы и ужаснулся тому, что натворил – пусть и не по своей воле, но – с радостью. И понял, что так никогда не заработает прощения. И что, если он хочет вырваться из этого камня, надо успокоиться и смириться со своей участью. Но смирение никогда не входило в перечень его добродетелей, и прошло не одно тысячелетие, наполненное душевными метаниями от полного отчаяния до равнодушия, от ярости до покорности, пока, наконец, однажды не пришло осознание, что прав был Учитель в своём гневе. И что наказание он получил неприятное и суровое, но справедливое. Ибо понял