– И тем больше у него правил.
Я молча хрустел прожаренным ломтиком булочки, помалкивал, а она спросила негромким голоском:
– Что-то тревожит, шеф?..
– Да, – ответил я нехотя.
– Этики?
Я отмахнулся.
– Этики всего лишь мухи, что надоедают, но наш паровоз им не остановить.
– Тогда что?
– Наша работа, – ответил я с сомнением. – Только мы знаем, какой будет взрыв! Одна надежда, что снимать ограничения на использование нейролинка будем постепенно. По частям. Если позволят.
Она даже чашку отставила, взгляд стал очень серьёзным.
– Могут не позволить?
– Мы разработчики, – напомнил я. – Я нагло уверен, что лучшие, без такой уверенности звёзд не достать… но, увы, не единственные, что пашут на этой ниве. Нива – это такое поле для разработчиков софта. Соперники дышат в затылок. Будем осторожничать и притормаживать – обгонят с гиком и свистом. Так что опасайся не опасайся, а спешить надо!
Она сделала осторожный глоток, поморщилась, горячо, ухватила, не глядя, вкусно пахнущий прожаренный ломтик булочки.
– Изо всех сил, шеф. Я оптимистка, но какая-то испуганная.
– Не по жизни?
– Нет, когда начинаю думать, что творим и вытворяем.
Я пил медленно, почти не чувствуя вкуса, что-то во мне тяжело вздохнуло помимо моей воли.
– Спинным мозгом чувствую, что у нас мощнее, чем открытие там электричества, атомной энергии, интернета! Именно мы перевернём мир кверху лапами. И назад возврата ни-ни. Кто понимает, тому уже страшно… А народ смотрит только бои в ММА и слушает песни Ани Стрекозинской.
Она сказала язвительно:
– Спинным мозгом… Артём Артёмович, не говори красиво! Скажи честно, жопой чуешь.
– Чую, – согласился я. – Но если не мы, то другие тряхнут планету так, что всё с неё ссыплется, как при Копернике.
Она быстро поглядывала, как я с хрустом жую тостик, горячий и вкусно пахнущий, но плечами повела, словно осыпало морозом.
– Надеюсь, успеем первыми.
– Иначе нам кранты, – подтвердил я.
– И станем снимать запреты постепенно?
– Даже не запреты снимать, – уточнил я, – а приоткрывать вход в ад. Чтобы дать взад, если чё. Тогда и другие притормозят. Ну, может быть.
Она допила кофе, задумалась, медленно поворачивая чашку в пальцах.
– Притормозят?.. Думаю, не раньше, чем начнутся разбои, грабежи, поджоги… Не так?
Я ответил с надеждой:
– Но баррикад на этот раз не будет. Каждый станет зверем-одиночкой. И будет бросаться на соседа. А как иначе, если везде одни звери в людской личине? Общество, основанное на строгих правилах и запретах, рухнет с таким грохотом, что и черепков для инопланетян не останется.
Она сказала с иронией, но мне почудилась в её словах надежда:
– Тогда, может, притормозить?
– А другие? Их не притормозишь.
Она