Шноблю не знал, что Скрыбочкин, не терпевший грязной посуды, успел между «ламбадой» и «цыганочкой» допить остатки из графина и рюмок, а затем без колебаний оприходовал пузатую бутылку иностранца. Чрезмерное количество содержавшегося в ней яда оказалось непосильным для перегруженного организма: кое-как долетев до сортира, полковник выворотился там наизнанку – и вернулся за столик с полным вакуумом в желудке.
Вскоре покончивший с танцами Шноблю уселся рядом. Он не поверил своим глазам: уничтоженного Скрыбочкиным «напитка мёртвых» хватило бы на то, чтобы посеять кладбище даже среди стада слонов.
– Не может быть! – воскликнул он. – Неужели вы сами всё это выпили?
Полковник печально сощурился и непродолжительное время сидел, прижав ладонь ко рту, точно опасался случайно выронить из него какое-нибудь редкостное слово. А потом, всхлипнув, промокнул увлажнившиеся глаза огрызком недоеденного бутерброда и проговорил доверительным тоном:
– Сам и выпил, брехать не стану. А што ещё прикажешь делать, когда ты с моей бабцой ушёл заниматься физхультурой? Прости, брат. Не сдержался. Надо ж было как-нито розслабиться, покамест у меня от огорчения не сделалось паморока в голове – а то всем тут оказалось бы хуже, чем ты представляешь.
Они заказали ещё несколько графинов водки. Потом ещё несколько… Всё вокруг пело, плясало и коловертилось в хмельном приливе восторженных чувств. От этого Скрыбочкину было весело, а Шноблю – крайне тревожно. Он ждал, когда вудуистское зелье начнёт действовать, и никак не мог дождаться. Полковник оказался на удивление крепок. Он не выказывал ни малейших признаков предсмертного беспокойства и продолжал пить, время от времени благодушно-покровительственно похлопывая гаитянца по плечу и бодро выкрикивая свежесочинённые тосты:
– Люди раздличаются по своему устройству! Одни любят петь, а другие – танцювать! Но первых и вторых соединяет промежду собой один признак: нихто не откажется выпить в хорошей кумпании! Ото ж давайте не посрамим доброго челувеческого звания и опорожним рюмки за всё то хорошее, што у нас никому не отнять!
У «чернокожего друга» тосты Скрыбочкина вызывали нервный смех пополам со слезами, хотя сказанное он понимал через слово, если не хуже. Шноблю старался по мере возможности уклоняться от выпивки, тишком выплёскивая содержимое своей рюмки под стол. Однако это удавалось не всякий раз, когда требовалось поддержать компанию, и зелёный змий медленно, но верно обвивал его мозг, сжимал мысли и ощущения в беспорядочный пучок, грозя очень скоро запутать, заморочить, утопить Шноблю в ласковых тенётах окончательного беспамятства. Что же касается Скрыбочкина, то