Чтобы сохранить остатки совести, Алекс все рассказал Софии в этот же вечер. От жены он ожидал какой угодно реакции, кроме расчетливого, с легким прищуром глаз вопроса:
– Ты о Карине подумал? Я тебе ее не отдам.
Он был даже слегка разочарован этим, потому что в глубине души был уверен, что София все же любит его, и эта новость причинит ей боль и страдание. Отчасти он был прав, но мозг Софии, задушенный антидепрессантами, воспринимал все события сквозь пелену равнодушия, поэтому никаких эмоций не последовало.
Глядя в глаза жены и вспоминая ее отношение к дочери, Алекс понял, что это будет битва не на жизнь, а на смерть, и что София скорее убьет себя и Карину, чем отдаст дочь ему. Именно поэтому, спустя несколько дней, они пришли к выводу, что ради дочери лучше всего сохранить семью до тех пор, пока девочка не повзрослеет. Как долго будет длиться этот цирк, никто из них не знал.
Было решено, что четыре дня из семи Алекс проводит дома, с дочерью, во все остальные дни он волен быть там, где и с кем ему хочется. На вопросы Карины о том, где папа, был приготовлен стандартный ответ: папа задержался на работе.
И вроде совесть Алекса была чиста, но сердце его было неспокойно, когда положенные три дня он проводил с Евой. Он всегда был в напряжении – как будто ждал чего-то. Иногда, конечно, их вечернее уединение нарушал звонок от Софии – это маленькая Карина хотела поговорить с папой и попросить его пораньше вернуться домой. Звонки эти были для Алекса ножом по сердцу. Разговаривая с дочерью, он улыбался, обещал, что вот уже сейчас выходит, посылал ей воздушный поцелуй и обнимашки через телефон, но Ева видела, какая тоска и боль были в его глазах. Он метался по комнате от окна к окну как заключенное в клетку животное, очень часто – со стаканом алкоголя в руках. Садился на диван, вставал, ходил, передвигал какие-то мелочи на полках, переставлял книги, отхлебывал из стакана, снова ходил и снова садился.
Ева видела, как он страдает, жалела его всем сердцем, и этим же сердцем тихо, но энергично ненавидела маленькую Карину. Влюбившись в Алекса, она представляла себе мирную семейную идиллию: они переедут на побережье, туда, где тепло и нет зимы, будут жить в небольшом домике. Вот они гуляют по набережной, он держит ее за руку и нежно смотрит ей в глаза, а она придерживает живот, в котором растет их ребенок. Но все эти мечты разбились о суровую реальность любви отца к живой, а не нафантазированной дочери. Ева страдала вместе с Алексом, поэтому, чтобы положить конец всему этому, в один из вечеров она предложила:
– Дорогой, может, вам лучше и правда развестись? Дай жене шанс построить личную жизнь, а