Возвращение Орла. Том 1. Владимир Алексеевич Фадеев

особенно тем, что обхихикивал как будто то же самое, чего не принимал в этой жизни и сам Капитан, а предметов и поводов было предостаточно, перечислять можно сутки, но скучно. Сначала он, по не самой лучшей русской привычке во всём сразу винить себя, думал, что это у него просто такая противненькая смесь ревности и зависти, почти детская: мол, этим я недоволен, я, а ты не лезь! Потом разрешил себе разобраться, почему же Крючникова он презирает сильнее, чем те самые пороки, которыми они вместе с ним одинаково недовольны – оказалось, что как раз неодинаково, с равной силой, это да, но с разными, противоположными знаками. Оказалось, что ненависть – не скаляр, а вектор. Он, Александр Скурихин, тоже был не в восторге от гекатомбы русских жертв в Великую войну и ненавидел бездарных генералов, трусов, предателей и вообще всё, что к этим жертвам привело, то есть его ненависть была против врага и всего, что мешало его победить с наименьшими жертвами, хотя ради победы (и свободы) оправдал бы и большие, да и сам бы – не задумываясь! – встал в этот скорбный ряд, а крючниковская – против всего, что этому врагу сопротивлялось: идиоты блокадники, траншеи рыли, ежи ворочали, расслабились бы да и жили себе спокойно… И Москву нечего было держать, и… Им бы, на сладкое, перманентную японскую войну с Цусимой и Мукденом, чтобы радоваться и телеграммы японцам поздравительные слать. Правильно он ему врезал!

      Сейчас, вспомнив этот случай в курилке и неприятную встречу около подъезда, эта разнонаправленность открылась ему с такой очевидностью, что он – ей-богу! – обрадовался. Как же просто: ненавидеть всё, что препятствует процветанию Родины и при этом любить её, – и ненавидеть это же самое, но только как повод ненавидеть и саму Родину. Несчастные люди, эти крючниковы – жить в стране, которую ненавидишь… Это какой же дискомфорт нужно постоянно испытывать, и откуда брать силы для самой жизни? Или ненависть тоже мощный генератор энергии? Не сохнет ведь Крючников от бессилия, а довольно-таки упитан, и чем хуже дела на одной шестой, тем заливистей его «хи-хи». Ведь русский, говорит по-русски, думает по-русски… Нет, русскость не в языке только. А в чём? Интересно, на семейных застольях он русские песни поёт или на уголке стола прыскает в кулачок: «Хас-булат из-за острова в степи замёрз… ха-ха-ха-хи-хи-хи»?

      – Так чем её обхватить?

      – Душой… ну, если не душой, всеми своими мозгами.

      – Всеми не могу, – Капитан, явно повеселевший от маленького открытия, сейчас слесарской магии учиться не хотел, ему вполне было довольно, что маг – его товарищ, но так как за помощь был благодарен, то просто отшутился, – тебе разве не известно, что человеческие мозги работают пока только на пять процентов?

      – Не пока, а уже только на пять. Бог не дурак.

      – То есть?

      – Шура, ты бы поставил на обычную машину движок с ресурсом в миллион километров, когда подвеска у неё рассыпается через пятьдесят? И если бы такой движок вдруг с неба свалился, то только как часть тачки, у которой когда-то и общий ресурс был миллион. Ресурс!!! Нет, мозги впрок не даются, Бог, конечно,