Но так и подмывало сказать, что никакого пренебрежения ко мне нет и быть не может, не после двенадцати безнадежно нелепых и настолько же безнадежно романтичных предложений руки и сердца. И… да, если вдуматься, то это скорее я мучаю Такео постоянно, не лишая надежды, но и не спеша идти навстречу.
– Мне нужны эти отгулы, – снова упрямо повторила я, разглядывая узор на ковре, слишком уж шикарном, чтобы лежать на полу офиса. Но миз Коллинз всегда ценила комфорт и роскошь. – Очень сильно. Пожалуйста, Дженнет, потом – хоть в рабство.
Главный редактор «Фейри стайл» картинно развернулась на тонких высоких шпильках и вновь величественно опустилась в свое тронообразное кресло.
– Твои четыре дня. Можешь не появляться на показах в эти выходные, Джулия Беннет. Завтра отработаешь день – и будешь свободна. Надеюсь только, твой принц тебя не разочарует в конечном итоге.
Удержаться от облегченного вздоха не удалось.
– А почему принц? – не выдержала я, чуть растерянно уставившись на начальницу.
Та взирала на меня с улыбкой сфинкса, чью загадку не сумел разгадать очередной путешественник: сыто и чуть высокомерно.
– Интуиция, моя дорогая, – пожала точеными плечами миз Коллинз. – Да и на кого могла польститься наша местная фея? Только на принца. Иди, работай. Отдых твой начнется только завтра вечером.
На лице босса застыло выражение: «Выкладывай все немедленно», – но я мужественно проигнорировала этот безмолвный вопрос. Многие знания – многие печали. И вообще, у всех есть право на маленькие тайны, а личная жизнь не имеет к работе ни малейшего отношения.
– Спасибо, Дженнет, – благодарно выдохнула я и опрометью выскочила прочь из кабинета, пока начальница не передумала. Чтобы четыре следующих дня прошли в мое отсутствие без больших эксцессов, эти два придется и правда пахать, как представитель чернокожего населения планеты на плантации.
Но даже несмотря на то, что количество работы, которую спешно нужно было выполнить, удвоилось, а то и утроилось, я все равно сияла от счастья, предвкушая грядущую встречу, как дети предвкушают собственный день рождения или Рождество. Ватанабэ вообще как-то легко и непринужденно удавалось быть для меня праздником. Даже при том, что практически каждое его движение сопровождалось разрушением, а каждый шаг, который он делал не на сцене, мог завершиться падением.
Лиллен с подозрением поглядывала на меня, выстукивая на клавиатуре будто бы ритм похоронного марша, и очень выразительно молчала. Просто-таки очень выразительно. Так, что впору было бы объяснить и свою пьяно-счастливую улыбку, и небывалый трудовой энтузиазм.
А вот черта с два.
Забредшая к нам Вивиан только озадаченно почесала макушку, не понимая, почему я мечусь