А потом она прошла совсем рядом – с явным намерением окунуться. Лишь по касательной я задел взглядом ее лицо.
Вода, ясное дело, была еще слишком холодная. Даже бесстрашная мелюзга в нее не совалась. Мало кто купался здесь до конца июля – августа. На моих глазах она содрогнулась и отпрянула, когда первая волна хлестнула ее по ногам. Черный раздельный купальник девушки мало что оставлял воображению, и она где-то уже успела подхватить вполне равномерный загар. Со своего места я видел, как она вся пошла гусиной кожей от «знакомства» со здешней водичкой.
И все же – она сделала шаг вперед, и волна обняла ее икры.
Рафферти, как оказалось, тоже за ней приглядывал.
– Задница велика, а ума ни на грош, – прокомментировал он.
– А по-моему, девчонка – огонь.
– Твоя правда.
Под нашим чутким бдением она нырнула в воду – резво и точно, совсем как профессиональная ныряльщица. Вынырнула лицом к нам, отплевываясь, – длинные темные волосы, растущие над высоким лбом «вдовьим козырьком»[1], стелились за ее спиной подобно мокрому хвосту.
Я мигом смекнул, что она не из местных.
Ее лицо – столь открытое, сильное и лучащееся здоровьем, – никак не могло принадлежать человеку, всю жизнь (или хотя бы солидную ее часть) торчавшему в Дэд-Ривер. Всех здешних можно было поделить разве что на две разновидности – чахлые и пригнутые к земле, как с трудом пробившие скалистую почву березы на морских утесах, и длинные-тонкие, вьюноподобные, удушающе висящие на шеях у березовидных – ну совсем как мы с Рафферти. В общем, здесь чужака видно сразу и издалека.
Но такую девчонку даже и при любых других слагаемых попробуй не заметь – фигуристая, породистая, полная юной силы. С такой кожей, о какой большинство ее сверстниц только мечтает. У нее был звонкий смех и удаль бывалой пловчихи – ведь такую холодную воду не каждый тюлень выдержит.
Ее глаза заслуживали отдельного описания. Они были такого бледно-бледно голубого оттенка, что поначалу в них вообще было трудно разглядеть какой-либо цвет. Рыбьи зенки, как сказал бы мой говноглазый папаша. Бездонные. Как цвет моря, когда песок коралловый, а вода спокойная и мелкая. Отражающие свет, а не поглощающие его.
И все же, как у нее выходило справляться с этакой холодрыгой? Я смотрел, как она выписывает пируэт в ореоле ледяных брызг – и вновь поворачивается к нам лицом. Волна захлестнула ее до плеч, укрыла подобно мантии – одни только шея да голова остались видны. Содрогнувшись, она закусила губу, захлопала голубыми глазами. Хоть я и валялся на солнцепеке, кости у меня заломило при одном только виде этой сцены.
Говорят, что в холодной воде можно словить что-то вроде оргазма. Если ты, конечно, преодолеешь изначальную боль. По ее гримасам я понимал, что она пока ничего не преодолела.
Когда девчонка вылезла из воды, по ее отменной коже потекли ручейки – от мышцы к мышце, от жилы к жиле.