Я сделал серьезное лицо, многозначительно поднял указательный палец, и сказал – А спецэффекты?
Он понятия не имел, о чем я. Тем не менее Фукс, глядя на мой указательный палец, торжественно покивал. Старина Фукс.
Я сделал себе яичницу. Фукс решил составить мне компанию в кухне. Еще одна неприятная его черта – он все время путается под ногами.
Он говорит – Ну, хорошо, ты знаешь кого-нибудь?
Я поставил тарелку на стол и вооружился вилкой. Очень люблю яичницу, и когда я ем, то не желаю, чтоб меня часто и суетно прерывали. Разговор за едой следует вести медленно и лениво, со множеством пауз – жевать задумчиво, проглатывать со знанием дела, и переваривать со значением. Я не ответил Фуксу.
Но Фукса не удержать. Он продолжил, типа – Хорошо, я знаю одного парня. Из Гарлема. Паркер. Его зовут Паркер. Большой такой ухарь. Может барабанить сутками. Это все, чем он занимается целыми днями. До недавнего времени он барабанил в метро, пока не стали гонять.
И я сказал – Хорошо. Найди его. Можешь?
Фукс говорит – Ну дак! Мой двоюродный брат его знает. Надо, блядь, ему позвонить прямо сейчас.
Я говорю – Эй, эй, не спеши, брат. Было бы лучше, если бы мы нашли сперва гитариста.
Фукс вдруг просветляется и говорит – Никого не знаю, брат. Гитариста найдешь ты. Раскидай по городу листовки, ниггер, или помести на хуй объявление в ебаной газете, брат. Кстати, брат, что именно мы будем играть, какую музыку?
Я положил вилку. Я ухмыляюсь как безумный, но на Фукса ничего не действует. Тогда я ему говорю – А тебе-то что, брат? Ты играй на своем басе. Я скажу тебе, какие ноты когда играть.
Он крепко подумал и в конце концов сказал – блядь, на хуй, наверное ты прав, мужик. Мне это никогда не приходило в голову, на хуй. Я все могу играть. Блюзы, и все что угодно, ниггер. Что мне сказать моему двоюродному брату?
Скажи ему, что будем играть рок, джаз и блюзы.
Ну да? Все это будем играть, на хуй?
Да.
Паркер-барабанщик обнаружился три дня спустя. Мы взяли напрокат … Хорошо, я … я взял напрокат … в общем, относительно дешевую репетиционную студию в огромном бывшем индустриальном здании, принадлежавшем кому-то, кого звали Уайтфилд, или что-то в этом роде. И провели мы пробную репетицию.
Для человека, до того момента стучавшего в четыре пластмассовых ведра в метро, Паркер был неплох. Но моим задумкам он не очень соответствовал. Мне вменялось – улучшить и утончить. Самый утонченный аспект игры на барабане в подземке – грохотать громче, чем поезда. На поверхности этого мало. Туристы и даже некоторые популярные музыканты думают, что этого достаточно. На самом деле нет. Я показал Паркеру кое-какие приемы. В конце концов я сыграл ему на рояле увертюру к «Летучему Голландцу», в моем собственном переложении. Увертюра не сильно его впечатлила, но все-таки он начал больше обращать внимание на музыку и в конце концов сообразил, что темп может меняться, и не один