и две повозки, столкнувшиеся на ней. Ямщики что-то кричали друг другу, а лошади, должно быть, ржали, но ничего не было слышно из-за колокольного звона. Дорогу в мгновение ока обступили дома, она покрылась чешуйками мостовой, всюду зажглись огни, нарядно одетые люди заспешили по своим делам. Василиса узнала Невский. И снова всё стёрлось. Колокол зазвонил печально, надрывно. Она увидела, что по улицам бредут по колено в воде люди и лошади, рушатся прекрасные здания и падают деревья. Колокол теперь уже не звонил, он кричал, он созывал, он приказывал. Не колокол, нет, набат. Она видела, как всё вокруг становится красным от огня и полотнищ красной ткани, разбивались окна, летели в костёр иконы, церкви оседали, превращаясь в руины. И вот уже была зима, по чёрному от дыма небу шарил луч прожектора, в стенах домов появились пробоины, самолёты с крестами на хвостах ревели изо всех сил, но и они не могли заглушить колокольный звон… Снова очистилось небо, зазеленели деревья, появились новые здания, и под разведёнными мостами поплыли белые теплоходы… И снова что-то изменилось. Нет, не в пейзаже, в атмосфере города. Опять шли люди, кричали, но колокол звонил не так тревожно. Выросли новые церкви, а на куполах старых вновь засверкали кресты. Василиса увидела всех Стражей, каждого на своём посту, и мастерскую, где она появилась на свет, шар-фонтан, своё осиротевшее местечко на Малой Садовой. Звон колокола, теперь нежный и серебристый, плыл высоко над крышами домов. Это звучало сердце Петербурга. И Василиса растворилась в городе… Она была одновременно и в кораблике на шпиле Адмиралтейства, и в трещине на асфальте, в опорах Большеохтинского моста, на дне фонтана перед Казанским собором, в проводах, сетью опутавших город, в красном кирпиче Новой Голландии, в крыле ангела на Александрийской колонне, в решётке Михайловского сада… И в теле маленького пушистого зверька, сердце которого было готово разорваться от любви к этому восхитительному и пугающему, надменному и гостеприимному, старинному и юному городу.
Глава V
Тревожное утро
…По парку по травке в горку
топает скульптура.
Генрих Сатир. «Единоборство»
Никто из новых Стражей, занятых путешествием во времени, не мог видеть, что происходит на Месте встречи. Обычно, то есть сто и двести лет назад, ничего особенного и не происходило. Несколько минут церемонии проходили в разговорах: Стражи вспоминали прошлое города, обсуждали его настоящее и готовились к возвращению на свои места после того, как Пьетро произнесёт Заклинание Цепи. Но сегодня случилось что-то странное. На Стражей напало непреодолимое желание… Поспать минутку-другую. Это было более чем подозрительно, если учесть, что Стражи никогда не спят.
Прежде чем Пьетро понял, что творится неладное, его веки сомкнулись, и голова свесилась вниз. Через секунду все храпели, фырчали и сопели.
– Быть по сему, – услышала Василиса свой голос, и открыла глаза.
– Ты это видела?! –
