– Вы славный сотрудник, я вижу это по вашей искренности. Извините, что забрал у вас несколько минут времени, ведь еще нужно подогнать форму. Как вам кажется: успеете до рассвета попасть к ним?
– Не уверен. Вы сами сказали про мелочи с формой и прочее, а еще к фронту надо и там, по местности.
– Что будете отвечать, если вам не поверят? – резал Железный Феликс словами, как бритвой.
– Скажу, что наш пикет заплутал во тьме, пережидали день в плавнях, дожидались темноты и теперь…
– Вы невнимательны, товарищ контрразведчик, – лукаво улыбался собеседник. – Вам надо попасть к белым до сегодняшней полуночи, чтобы предупредить о двух зеленых ракетах, иначе поход ваш будет напрасным. Поэтому придется идти к ним белым днем.
– Я готов. Плана у меня нет, но надеюсь на свой опыт.
Железный Феликс приподнял удивленно брови. Вступился Розенфельд:
– Товарищ Гаранин имеет образование, знает два европейских языка и, согласно старому режиму, обучен манерам.
– Отряд для поимки вестового Гаранина и его эскорта готов? – снова перебил Розенфельда резкий голос.
– Все превосходные наездники и верные чекисты. Предупреждены, что придется рубить своих, но рука у всех твердая – не дрогнет, – сурово докладывал Розенфельд.
Железный Феликс заглянул глубоко в глаза Гаранину и протянул ему ладонь:
– Не теряйте времени, товарищ Гаранин. И мы его терять не будем: с начальниками штабов немедленно приступаем к разработке операции. Я верю в ваш успех.
Гаранин уходил гулким коридором, чувствуя в своей руке горячее пожатие. Комкор шел по левую руку, монотонно втолковывал:
– Мирошку я предупредил, он обещал тебя лично приголубить. Память, сказал, оставлю Гаранину на всю жизнь, но аккуратненькую. Их отряд уже выехал, будет ждать вас у Волчьей пади, там к кадетским позициям близко, должны вас заметить и на помощь прийти. Не будут же они сидеть, когда у них на глазах целый эскорт вырубают?
В предрассветных сумерках Гаранин с переодетым в форму белых эскортом, набранным из ничего не подозревавших лапотных мужиков, пробирался плавнями к фронту. Солнце приоткрыло свой край, когда они приблизились к неширокой промоине, впадавшей в заболоченное русло. «Волчья падь», – догадался Гаранин и щелкнул внутри себя тумблером, будто провернул выключатель потолочной лампы: сделался холодным и собранным. Чекисты бесшумно вывернули из пади, бешено разгоняя коней. Лица несчастных мужиков, переодетых в кадетскую форму, передернуло ужасом.
2
Гаранин лежал в палатке, чувствительный к любому звуку, шагу и движению. Он давно распознал за стенкой мерные шаги часового, оставленного для охраны Гаранина, слушал, сколько пронеслось верховых в одну сторону и сколько вернулось