Василий Никитич, отправляя «Федюшу» учиться в Париж, прежде всего, ожидал, что мальчик хорошо освоит иностранные языки, необходимые для коммерции с европейскими странами. Тогда же он попытался развернуть свои торговые интересы в сторону Франции. Мечтая о прямых контактах со знаменитыми лионскими производителями сукна, шелка и галантереи, он делился планами с младшим братом, рассчитывая на его поддержку: «Хочу торговать, а в проценты не отдавать»39. Но Ерофей Никитич оказался в этом деле плохим помощником – никакого желания становиться коммерческим агентом старшего брата у него не было. Кое-как соглашаясь вести его корреспонденцию, он отказывался ездить по торговым поручениям, не получая на то достаточно средств. Василий Никитич не унимался: «Коррешпондента мне во Франции сыскать добраго и честнаго <…> Хорошо б из такова места [из Лиона] завести коррешпонденцию. Об оном хорошенько справься…» – настаивал он, игнорируя резоны брата40.
Насколько старший брат был буквально одержим внешней торговлей («Очень меня заморский торг к себе волочет»)41, настолько младший – наукой. Студенту Сорбонны приходилось постоянно доказывать брату, что он не зря ест его хлеб в Париже, что наука откроет ему путь к «высокой фортуне», что, «получивши высокую дражайшую мудрость, фортуну достать при делах государственных уже легко будет»42. Прагматичный Василий Никитич поверить в это никак не мог и, все больше раздражаясь фантазиями брата, поддерживал видимость компромисса исключительно ради «Федюши».
Между тем роль Ерофея Никитича в жизни племянника была, по-видимому, весьма значительной. Его личный архив не сохранился, и о нем самом нам известно немного: воспитанник Сорбонны, лингвист, автор нетривиального сочинения о русском языке (1755), опубликованного много лет спустя его племянником43, талантливый переводчик, первым познакомивший русских читателей с «Путешествиями Гулливера» (СПб., 1772–1773; 2‐е изд. – М., 1780)44. Он вернулся из Парижа в 1760 году архивариусом Коллегии иностранных дел, где в должности переводчика с английского и французского языков дослужился до чина поручика. В переписке со старшим братом характер Ерофея Никитича несколько раскрывается – эмоциональный, непокорный, ранимый45.
В начале марта 1753 года он привез малолетнего племянника в Париж, а уже к осени стало ясно, что предварительный расчет их содержания – по 50 рублей в год «на каждую персону на все расходы и с учением» – оказался ошибочным. Василий Никитич, и без того недовольный лишней статьей расхода («парижские расходы у меня всеконечно лишние пошли»), на просьбу брата увеличить сумму содержания до 300 рублей возмутился: «<…> когда ж требовать будет у меня Париж по 300 р. в год, то, друг мой, я не князь Куракин, который кормил в Париже Тредиаковскаго!»46 На следующий год сумма