Я чуть было не пожалел его, но все еще чувствовал, как саднит щека от оплеухи этого недоноска, и поэтому сказал:
– Раз уж тут замешана Гильдия, можешь ударить меня еще раз. Должно быть, тебе очень обидно потратить первую попытку впустую, не причинив мне никакого вреда. Правда ведь, клатак подзаборный?
Между прочим, «клатак» означает «понос», если вдруг вы никогда не бывали в Гальтии или Северном Холте. Бывает, что хочешь сказать одно, а получается совсем другое, к большому твоему стыду и расстройству. Вот почему гальт никогда не скажет «глоток виски». Мы произносим «глоток» и «клатак» почти одинаково, но никто из нас не брезгует виски настолько, чтобы сравнить его с жидким дерьмом.
Посетители таверны – в основном пастухи и крестьянки, не привыкшие прощать слабость, – зашумели. Малец не мог допустить, чтобы последнее слово осталось за мной, и решил отплатить мне парой своих, пока кран еще течет. Будь он поумней, то первым делом отослал бы девиц на ближайший сеновал дожидаться, когда наступит время обменяться таракашками, что ползают между ног. Но умным он не был.
– Я и не собирался причинять тебе вред, мне просто хотелось пива. Но раз уж так, сейчас ты у меня прикусишь свой сраный язык, гальтский нап.
Спантийка открыла зубами бутылку, налила себе немного вина и с выжидающим любопытством приподняла бровь. Должно быть, она не знала, что «нап» означает «сосок», а то слово, которое собирался сказать я, – милый пучок волос в одном интересном месте.
– Сомневаюсь, что у тебя получится, спрам, – ответил я. – Когда стояк мешает отлить, и то бывает больней, чем от твоих ударов. Вот оно мое лицо, можешь попробовать. Сделай еще одну попытку, пока твои сестрички не сообразили, что сели не за тот стол.
Я коснулся черным языком кончика своего носа и подмигнул.
Это подействовало.
Он рванулся через весь трактир и махнул кулаком, целясь мне в челюсть. Я пригнулся и выставил вперед плечо, принимая на него всю силу удара. Не буду утомлять пересказом всей потасовки, скажу только, что сначала он молотил по мне своими кошачьими лапками, а кончилось все тем, что мы боролись на полу и я сжимал его голову, потом руку и снова голову. От мальца разило застарелым потом, как будто его кожа когда-то покрылась плесенью и с тех пор ее так и не отмыли. Хозяйка таверны сначала приговаривала: «Эй, эй!» и «Хватит, хватит!», а потом разогнала нас рукоятью цепа, который висел над бронзовым зеркалом, должно быть, с тех самых пор, когда она расчесывала им волосы гоблинов на Войне дочерей.
Я поднялся, прижимая ладонь к разбитой губе, и выглядел, вероятно, еще хуже, чем Кожаные Штаны. Тот откинул волосы назад с гордостью молодого петушка. Но раз уж он начал первым и вообще вел себя как последний козел, хозяйка подтолкнула его к двери. По пути он забрал своих цыпочек и, уходя, сказал: «Привет Гильдии!» – таким мерзким тоном, что теперь я уже не сомневался, что Берущие его разжевали