– Ишь ты, раскричались, – произнес мой товарищ, вынимая изо рта короткую трубку-носогрейку – Когда-то я побил их много, а теперь не бью, – не стоит, – продолжал он, подкладывая сухие сучья в огонь. – Вот панты, – это другое дело. Или вот медведя, тигра, соболя. А мясо теперь несподручно, возиться не стоит, – одна канитель.
C этими словами он выколотил своей единственной правой рукой трубку о сапог и задумался.
Это был тип крепкого, сурового охотника-промышленника, старого таежника. Высокий сильный, закаленный девственным лесом и борьбой за существование, он производил впечатление несокрушимой мощи и железной воли. Типичное лицо его носило отпечаток затаенной грусти, хотя изредка в его серых глазах вспыхивали огоньки задорной удали и лихости.
Как и многие русские промышленники в Маньчжурии. Залесов отбыв военную службу, остался здесь, ради охоты и привольной жизни в новом девственном крае.
Вначале он занялся торговлей и женился. Но вскоре дела пошли плохо, и он всецело отдался охоте. Постоянное отсутствие из дома, иногда по месяцам, сделало то, что его жена его бросила и ушла к знакомому десятнику на дальнюю станцию; единственная дочь, любимая отцом, умерла. Не выдержала крепкая натура испытаний, и Залесов запил горькую. В пьяном виде он как-то упал с поезда, и ему отрезало левую руку повыше локтя.
Долго пролежал он в больнице и, когда выписался, очутился в жалком беспомощном положении, без крова и работы.
– Тогда-то, – говорил он, – я решил наложить на себя руку. Выбрав крепкий сук в лесу, закинул веревку и надел уже петлю на шею. Вдруг слышу, кто-то бежит ко мне и кричит: «маманды» (по-китайски подожди). Гляжу – китаец старичок. Подбежал ко мне и давай лопотать по-своему. Нечего делать, снял я петлю и пошел за ним. Оказался зверолов-таежник. С ним я года четыре промышлял зверя. Жили вместе, как братья. Спасибо ему. Человеком меня сделал. Умер бедняга в тайге, должно, от старости. Почитай, ему было годов сто.
Таков был однорукий охотник Илья Залесов, промышлявший зверя и птицу в дремучих кедровниках Лянзалина и рыбу в таежных ручьях и речках. По всей вероятности, старик зверолов, бобыль без роду и племени, умирая отдал все, что накопил за свою долгую «скитальческую жизнь», русскому охотнику, т. к. последний, по-видимому, в деньгах не особенно нуждался, охотился только по влечению своей энергичной страстной натуры. Стрельба этого однорукого промысловика была изумительна.
Винтовку он держал правой рукой, а левой культяпкой поддерживал снизу у цевья. Зачастую он бил пулей на лету фазана и утку, не говоря уже о звере, по которому не знал промаха.
На промысел он всегда ходил в одиночку и не любил компании. Не раз побывал он в объятиях медведя, но отделался только царапинами и шрамом на голове. Один раз в верховьях реки Эрдаохезы он выследил двух тигров, самца и самку во время течки.
Тигра убил одним выстрелом наповал, а раненая