Лисан нес на своей, сгорбленной жизнью и летами, спине тяжелую ношу, в виде пудового мешка муки, фляги с бобовым маслом и других продуктов, купленных им на ст. Ханьдаохэцзы. Вес этого груза был не менее полутора пудов, но старый таежник с удивительною легкостью шагал по крутым лесным тропам, без признаков видимого утомления, только, от времени до времени, он останавливался, вытирал грязным полотенцем пот, катившийся по лицу и шее, и раскуривал свою длинную трубку, набивая ее самодельным табаком из кожаного кисета, висевшего у него на поясе. На вид ему можно было дать лет 45, но, на самом деле, возраст его превышал эти года лет на 20. Моложавость эта объясняется постоянной жизнью на лоне природы, где физические и моральные силы человека не растрачиваются так, как это мы наблюдаем среди культурных людей, в условиях искусственно созданной обстановки. По существу, этот шестидесятилетний зверолов был еще молодым, жизнерадостным человеком, удивительно крепким физически и духовно. Таково влияние природы на человека! Но, к сожалению, общественные условия жизни многих миллионов людей настолько ненормальны и далеки от нее, что у современного человечества явилось опасение вырождения и вымирания не только отдельных лиц, но даже целых наций. Эти ненормальные условия жизни, в связи с недостатком воздуха, питания и переутомления, являются серьезными вопросами современных социальных учений и многие лучшие умы работают над разрешением этой проблемы, с целью облегчить положение и участь тружеников, лишенных возможности вести более нормальную жизнь, присущую человеку и предназначенную, ему самою природой.
Такие отвлеченные мысли бродили в моей голове, когда я наблюдал за старым своим приятелем Ли-саном, сидевшим на корточках у самого берега реки и занятым полосканием своего грязного полотенца, скорее похожего на тряпку. Окончив эту процедуру, старик снял свою грязную, засаленную рубашку и принялся обтирать холодною, как лед, водой свои руки, шею, плечи и грудь, причем я не мог не восхищаться его крепкой мускулатурой и стройными линиями его юношески-упругого тела.
Вечерело. Солнце, стоявшее еще высоко, склонялось к западу, и из тайги повеяло прохладой и особым ароматом наступающей ночи. Жара спала. Огромные хвостатые бабочки, с темно-синим отливом крыльев, порхая над цветами сирени, медленно проносились вдоль реки, одна за другой, исчезая в прибрежных зарослях.
Вставать не хотелось. Все располагало к лени и бездействию и тело просило покоя.
По окончании омовения. Ли-сан закурил, свою трубку и стал собираться в дальнейший путь. Я нехотя поднялся и, следуя благоразумному примеру своего приятеля, также приготовился к походу.
В это время со стороны реки раздался голос какой-то птицы. Он звучал громко, как флейта, и по временам становился похожим на человеческий. В звуках его было всего четыре ноты. Крик этот повторялся часто, через небольшие промежутки времени, и доносился откуда-то сверху, где темнели на фоне голубого неба кудрявые вершины гигантских кедров. На мой вопрос, что это за птица, Ли-сан
