Светлана. Культурная история имени. Елена Душечкина

течение долгого времени баллада «Светлана» воспринималась читателем прежде всего как произведение «святочное». С начала XIX века город и дворянская усадьба, постепенно утрачивая народные календарные обряды и ритуалы, начали вырабатывать более или менее устойчивые формы календарных развлечений, в значительной степени отличные от деревенских. Так создавался свой праздничный «сценарий», в том числе – святочный. Одним из обязательных «мероприятий» зимних праздников в образованных семьях стало чтение вслух или декламация наизусть литературных произведений святочного содержания, чему в крестьянской среде соответствовал ритуал рассказывания «страшных» историй. Чем ближе дворянская семья стояла к народу (или декларировала свою «народность»), тем больше оказывалось совпадений в проведении зимних праздников в крестьянских и дворянских домах. Так, например, у Л. Н. Толстого в романе «Война и мир» дети семейства Ростовых на святках не читают, а слушают историю о гадающей девушке:

      – Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Милюкова.

      – Да вот так-то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, взяла петуха, два прибора – как следует села. Посидела, только слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.

      – А! А!.. – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.

      – Да, как человек, все, как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…

      – Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна [330, 296].

      О том же, вспоминая усадебные святки своего детства, повествует И. И. Панаев:

      …рассказывался обыкновенно анекдот, как одна деревенская барышня захотела увидеть в зеркале своего суженого и как все необходимое для гаданья приготовила тихонько от всех в бане: она отправилась туда в полночь одна, стала смотреть в зеркало и вместо суженого увидела себя в гробу, упала без чувств и утром была найдена мертвою. Кто передал о том, что видела барышня в зеркале, если она была найдена мертвою? Этот простой вопрос никому не приходил в голову, но в истине анекдота никто и не думал сомневаться [229, 87–88].

      Однако у Панаева не только рассказываются народные «страшные истории», но и декламируются литературные святочные тексты:

      Приживалка – веселая барышня – забавляла меня всячески в эти праздничные вечера <…> и декламировала нараспев, ужасно перевирая стихи:

      Раз в крещенский вечерок

      Девушки гадали,

      За ворота башмачок,

      Сняв с ножки, бросали…

      Или:

      Спит аль нет моя Людмила,

      Помнит друга аль забыла?.. и пр. [229, 89].

      (Курсив И. И. Панаева. – Е. Д.)

      Выбор произведений для ритуального «святочного» чтения, как правило, оказывался предрешен: по преимуществу это были баллады Жуковского – «Людмила» и «Светлана». Горожане и поместное дворянство, утратив до некоторой степени