Выцвело вечернее золото,
В яхонтовой мгле небосклон,
И луна – как челн по эфиру.
Тени зыблются меж седых камней,
Словно мертвые веют над мертвым городом:
Где мечты их? Для всех – единый круг:
Вольность, слава, роскошь, порок, ничтожество.
Я изведал восторг, тоску, гонение:
Юный жар застыл, как черный металл.
Меркнет ночь,
Утро трепещет в листьях,
Стоном к свету вздохнули камни.
Просыпается спутник, бьет копытом конь:
В путь —
Все равно куда:
Прах былого, прости мое пристанище.
Гений 23/100+37
Свищет буря, бушует море:
Челн меж волн,
Вихрь,
Ни звезды приветной во мраке.
Страждет сердце,
Просит душа покоя,
Жаркие мои мольбы фимиамом в небо —
Кто мне скажет: воскресни и живи?
Нет:
Он забыл меня, мой путеводный
Метеор,
Он, одетый клубящейся лазурью,
Из праха без страха
Бившийся крылами в эфир,
и когда Господь
радужным перстом извлек вселенную из бездны,
в голубом пространстве рассеял ночь и день,
слил в гармонии громы и вздохи,
Заронившийся искрою в меня.
Угасает моя душа —
Одинокое звено в цепи творений:
Появись же, мой прихотливый,
Выведи плавателя из пучин.
Конец 10/32
Берег, ночь, скала, одиночество.
Вдалеке – рыбаки вокруг костра.
В черной памяти – блеск и пляска города,
И сквозь боль – незабытый светлый взор.
Жить бы мне здесь —
Как много был бы я судьбою одолжен, —
А теперь у ней нет прав на благодарность.
Это юность стала раскаяньем,
Опыт – пустотой,
И желанья мои – изгнанием.
ЭЛЕГИИ, 2
Я занимался русской поэзией начала XX века, мне приходилось читать стихи французских символистов, которым подражали русские. Чтобы читаемое не смешивалось в голове, я старался запомнить суть, схему каждого стихотворения, отбросив все амплификационные приемы. Стиль от этого менялся так катастрофически, что иногда я стал это записывать. Больше всего записей у меня оказалось по Анри де Ренье. Это потому, что я очень не люблю Анри де Ренье – может быть, в переводах это чувствуется. Подойти к нему мне помог И. Коневской, начинатель русского символизма. В его архиве в РГАЛИ безнадежно ждет публикации множество прозаических переводов стихов и прозы самых разных авторов – от Эмерсона до Верхарна и от Ренье до Ницше, и все – тем монументальным прарусским языком, каким писал только он. Это Коневской подсказал мне несколько неожиданных слов; опираясь на них, я стал переводить остальное. Почти все стихи – из ранней книги «Игры сельские и божеские». Я прошу прощения за то, что элегии здесь перебиваются, как в оригинале, песнями и песенками.
АНРИ ДЕ РЕНЬЕ
Кошница