Глава 6
Фемистокл занял свое место в первой шеренге. Черно-белый гребень на шлеме выделял его в строю. Он подумывал надеть плащ-гиматий, как у спартанцев, хотя и другого цвета, но так и не решился, а потом, когда поступил призыв собраться, уже не успел и теперь сожалел об этом. Люди должны были видеть его; он понимал это всем своим существом. Чтобы надеяться когда-нибудь встать во главе Афин, нужно бросить жизнь на кон, как кость на доску. В этом вся правда. У него не было семейного богатства, как у Ксантиппа, он не мог сделать фетиш из бедности и непритязательности, как Аристид. Для этого Фемистокл слишком любил удовольствия!
Две армии сближались, и он слышал молитвы, произносимые нараспев негромкими голосами. Потом смолкли и они, воины сосредотачивались на равнении в строю. Фемистокл не мог удержаться, чтобы не бросить взгляд на странное сооружение, воздвигнутое в стороне от персидских войск. Это мог быть только их царь, позиция на возвышенности с крутым обрывом давала ему хороший обзор. Окружавшая царя охрана в тысячу воинов обеспечивала его неуязвимость. Попытка атаковать позицию открыла бы греческий фланг персидским «бессмертным». За происходящим на поле боя Дарий мог наблюдать, не рискуя собственной жизнью, как те толпы зрителей, что приходили посмотреть драмы в Театре Диониса в Афинах. Фемистокл презрительно скривил губы. В этот день царю досталась лишь роль наблюдателя. Игроками были они.
«Бессмертные» сжимали мечи, но Фемистокл видел, как они задергались и стали оглядываться, ожидая новых приказов, когда поняли, какая надвигается угроза. Опускаемые по команде длинные копья греков всегда внушали страх.
– Готовность, Леонтиды! – воззвал Фемистокл к своему племени и, оглянувшись, добавил: – Готовность, афиняне!
Они все были его народом. Не важно, что дядя жены Ксантиппа определил его в это племя. Он был афинянином! Мальчиком он бегал по улицам этого города и перепрыгивал через сточные канавы, которые переполнялись всякий раз, когда шел дождь. Раз или два он сам, поскользнувшись, падал в них. Фемистокл усмехнулся при этом воспоминании. Он готовил себя в течение многих лет, учился, на глазах становясь таким сильным и быстрым, что другие бледнели, видя его противником на бойцовском круге. Кулачный бой или борьба – ему было все равно. Он любил сражаться – и всего, чего достиг, достиг сам. Фемистокл почувствовал, как в нем поднимается гордость. Аристид умел сохранять достоинство и холодную логику. Ксантипп смог сохранить свое чувство превосходства,