Найти богатство можно было и в храмах. Приношения, собранные там на протяжении столетий, оставалось только взять. Заинтересовать этими трофеями своего повелителя Датис не смог, но это не означало, что они остались и о них забыли. Золото есть золото и серебро есть серебро, независимо от выбитого на них изображения. И то и другое будет переплавлено, отлито заново и, пройдя через огонь, изменится до неузнаваемости – точно так же, как свободные люди, пройдя через клеймение раскаленным железом, становятся рабами.
Последних лошадей подвели к ожидавшим их кораблям. Гребцы подогнали суда к самому берегу, и они, прорезав килем канавки, выползли на песок и легли там, накренившись. Десятки их все еще лежали, как скорлупки, со сброшенными сходнями.
Лошадям и наездникам предоставили возможность снова скакать и дышать на твердой земле после слишком долгого пребывания на воде. Датис прекрасно понимал, что гордых скакунов не может стошнить, как бы они ни страдали. Им просто становилось все хуже и хуже от непрерывной качки, их глаза тускнели, и лошади начали умирать. Другое дело – люди. Через неделю-другую подбрасывания на волнах приближаться к транспортному кораблю следовало с подветренной стороны.
Датис видел мрачные лица людей, которые вели лошадей обратно на борт, в зловонные трюмы с их стойлами, грязью и кишащим крысами мраком. Но они не жаловались. Широкий равнинный берег, окруженный горами и болотом, был идеальным местом для отдыха и подготовки к следующему удару. Вторжение сказалось как на людях, так и на вещах. Эретрию они разорили достаточно легко. Как только армия погрузится на борт и корабли снова отбуксируют в море, флот поплывет вдоль побережья к Афинам, блокирует город и высадит сорок тысяч солдат-ветеранов. Это была хорошая мысль. Одних только рабов-гребцов у персов было больше, чем у греков солдат. Они еще устроят погребальные костры из греческих храмов, как сделали сами греки в Сардах.
Датис улыбнулся, наблюдая, как спускают на воду последний из конных транспортов. Небольшая лодка отошла от берега, унося канаты к другим кораблям, которые, используя силу весел и людей, потащат транспорт на глубокую воду. Задача одновременно деликатная и нервная.
Нередко случалось так, что целые корабли переворачивались на мелководье, топя всех, кто находился на борту. Датис посмотрел туда, где из тенистого уюта своего шатра наблюдал за происходящим сам царь, и коротко помолился. Только бы ничего не случилось. Только бы они удержали последний корабль в вертикальном положении. Говорили, что великого царя беспокоят дурные предзнаменования.
Датис невольно задержал дыхание, глядя, как последняя пара конных повозок катится к прибою. До него