Сон №4
Я пил тархун. «Тарханкутом» он назывался у нас в институте. Я практически ничего не понимал в вине, но эта аббревиатура была каким-то скрытым символом: т. е. по первой букве получалось что-то вроде «тра-х- у-в- о-р- н-т», а по последней – что угодно. Некая абстрагированная душа. Мне все время хотелось выпить тархаун и на его месте что-нибудь другое. И вместо тополя над пивной выставиться в рамке в кабинете второго секретаря обкома. Но моя жена Татьяна смотрела по ящику «Симпсонов» и не хотела пускать меня в этот бар. Поэтому я пил уже два дня, и мне это нравилось. Ну а поскольку я не верил в Аллаха, душа была совершенно трезвой. Тем более что в номер ко мне заезжал учитель литературы из Москвы. Он принес запрещенную литературу и рассказывал о туркменской литературе. Книжка, которую он мне дал, называлась «Сухой виноград». Автором был бывший академик, а в наше время просто – номенклатурный писатель. Его книжку – чего греха таить – я вообще не дочитал, мне стало скучно. А тут кочегары начали петь караоке, все расступились, я встал и пошел на балкон. Какой там Кара-Мурза, какой Мумуров! Я стоял, закинув голову, глядел в голубое небо, слушал их и думал, что надо бы выпить чего-нибудь холодного. Где-то внутри у меня щелкнуло. Это щелканье, как мне казалось, было таким отчетливым и вместе с тем дрожащим, будто я замыкал электрический контакт, до которого мог дотянуться. И когда я, отхлебнув холодного пива из запотевшей бутылки, понял, в чем дело, секунды пошли одна за другой. На балконе, рядом с открытым окном, на фоне светло-голубого неба стояли два человека. Оба были в черном. Мне показалось, они чуть заметно наклонились друг к другу. Только тогда я понял смысл пения кочетов. Надо было громко, изо всех сил крикнуть «А-а-у! П-р- о-т- у!» Вот тогда, подумал я. Именно тогда. Немедленно. Совершенно забыв, кто и что именно я такое. Нет, не совсем забыв. Скорее, наоборот – навсегда забыв все остальное. Я ощутил, наконец, эту секунду, через которую должен был произойти таран. Нужно было кричать изо всей силы, а потом в нее ударило что-то невидимое, и моя голова превратилась в пылающий шар. Или шар, плывущий куда-то в пустоте. Чем-темнее, тем больше меня распирало от ощущений, которые я старался удержать от самого себя. Страх, которого я уже не понимал, превратился в величественную радость. Что-то похожее на тот миг, когда пушки стреляют в небо. Дальше мне надо было быстро найти путь назад – не к себе, конечно, к другим. А дальше меня охватил ослепительный свет. Это, как ни странно, было немного похоже на воспоминания о хождении по огненному кругу в темноте. Правда, сразу же