Она до сих пор каждый день ожидала письма из театра, готовая перехватить конверт прежде, чем его увидит один из лакеев отца. Хотя, вероятно, это была ненужная предосторожность, учитывая то, как прошло ее выступление на отборочном конкурсе. Насколько она знала, Дроссельмейер ничего не рассказывал о том дне. Она знала, что он не такой, каким кажется, но она тоже умела выжидать – как учил ее Фредерик в игре в шахматы, долгая партия требует терпения и стратегического расчета. Она наблюдала и ждала, пока мороз сковывал землю, а луна и солнце кружились по небу в древнем танце, когда его маска еще раз соскользнет.
Когда до Рождества осталось всего два вечера, репетиции прекратились. Мариетте приходилось терпеть семейные чаепития, обеды и вечеринки с вином, а родители каждый раз изобретали новые уловки, чтобы усадить ее рядом с Дроссельмейером. Он стал для нее постоянной угрозой. Еще больше их заставляло общаться его последнее творение – сцена и декорации «Спящей красавицы» для Рождественского бала. Большие таинственные свертки каждый день привозили из его городского особняка. На прошлой неделе Мариетта задала ему вопрос:
– Зачем вы все это так упаковываете?
– Может, я хочу сделать вам сюрприз, – ответил он, таинственно улыбаясь, как будто знал ее тайные мысли. Ее мучали подозрения. Казалось, вокруг него происходят странные события, и как Мариетта ни старалась их объяснить, ей это не удавалось. И чем больше она о них размышляла, тем меньше они поддавались ее логике и ускользали из ее памяти, как она ни старалась потом их вспомнить.
– А что, если мне не нравятся сюрпризы?
Он ответил ей медленной улыбкой и исчез в бальном зале, закрыв за собой двери. Мариетта из любопытства заглянула в щель между дверными створками. В детстве, раздосадованная тем, что ей не разрешили принять участие в каком-то из балов, она подсматривала за взрослыми, восхищаясь вспышками хрусталя в люстрах от тысячи свечей, сверкающими вечерними платьями дам, проносящихся мимо в вальсе. Но ей не удалось узнать, что делает Дроссельмейер, она видела только пустую черноту безлунной ночи.
Прижав пальцы к пульсирующим от боли вискам, Мариетта спустилась к бальному залу, чтобы проверить, как продвигается работа над декорациями сцены. Мадам Белинская была очень недовольна тем, что им не дали возможности провести репетицию в костюмах на этой сцене, и ей нужно было срочно известить преподавательницу балета о ее готовности.
Двери оказались запертыми. Из-за них доносились стук молотков, звон металла и голоса. Низкий голос Дроссельмейера перекрывал повелительный голоса отца.
– Неизменная трагедия жизни состоит в том, что она никогда не бывает такой долгой, как нам бы хотелось. Я не становлюсь моложе, как бы ни старался, – произнес Дроссельмейер, чем вызвал смех Теодора, потом продолжил: – И я часто чувствую, что мне нужна компания. Женщина, с которой можно посидеть у камина в самые холодные зимние ночи. И чтобы она подарила мне наследника, с которым я бы