Я вдруг подумал: а что, если… случалось же такое, попал в плен, сбежал из лагеря во Франции, перебрался в Бразилию. Прошло сорок лет, времена поменялись, и написал, письмо дошло, но промазало и попало к Снаткиной. А Снаткина, потому что она Снаткина, письмо прижала. И теперь, через много лет после бабушки, хочет его отдать. Посмеяться. Или, напротив, совесть замучила, такое случается.
С улицы Рабочей вырулил Хазин, заметил, поморгал фарами и направился ко мне. «Шестерка» гудела по-другому, как трактор, и дымила тракторно.
– Так и знал, что ты тут, – сказал Хазин. – Домой ходил, что ли?
– Не ходил… Снаткину встретил.
– Велосипедистку? – Хазин с опаской огляделся. – Убийца которая?
– Ну да…
– Садись! Садись, а то она и нас щукой ухайдошит!
Хазин рассмеялся, открыл дверцу.
– В «Чагу» свежее завезли, – жизнерадостно сообщил он. – Утренним койотом из Кологрива! Торопись, нам скоро в библиотеку.
– Что?
Утренним аксолотлем из Вупперталя.
– Паша Воркутэн категорически приезжает! – сообщил Хазин и потряс «Чагинским вестником». – Подарок жителям города от городской администрации и корпорации НЭКСТРАН! Завтра концерт!
– Я так и знал, – сказал я.
Механошин дал культуру.
– Давно хотел спросить, уважаешь ли ты Пашу Воркутэна? – поинтересовался Хазин.
– Я уважаю Пашу Воркутэна, – ответил я. – Он певец и… подвижник.
– Никогда в этом не сомневался.
Хазин замолчал, выпучил глаза, стал косить ими в сторону.
– Идет! Идет! Вить, запрыгивай!
Я обернулся. Приближалась Снаткина. Короткие расстояния Снаткина преодолевала и без подпорки, но при этом казалось, что она опирается на невидимый велосипед – Снаткину сильно косило в правую сторону. Невидимый велосипед, незримый скейт, Чагинск приготовил нам много сюрпризов.
Снаткина приближалась, а я ощутил некоторое волнение, особенно когда заметил, что она сжимает в руке клочок бумаги.
– Жила-была Спирохета и брат ее Гранулёз… – негромко сказал Хазин.
Снаткина подошла, заглянула в машину. Я думал, она скажет Хазину что-нибудь язвительное, но она просто смотрела и смотрела. Так что Хазин засмущался и сделал вид, что читает газету.
Через минуту Снаткина обратилась и в мою сторону.
– Я твоей бабке сорок рублей должна осталась, – сказала Снаткина. – Отдам.
Снаткина сунула мне в руку бумажку и направилась к дому. Хазин сфотографировал ее в спину.
Так вот.
– Витя, ты, гляжу, приподнялся, – не удержался Хазин. – Сорок рублей, можно валить домой.
Я развернул скомканный тетрадный лист.
– Золотом, что ли? – насторожился Хазин.
Внутри были четыре красных банкноты. Сорок рублей. Раньше на это можно было велосипед купить, подержанный, но зримый. И я