Эх, нечего гадать, хотя бы одной нужно написать. Целый вечер ушел на сочинение письма Красной Розочке. Корзина для бумаг наполовину заполнилась скомканными неудачными попытками, пока к полуночи я не написал что-то более-менее путное. Перечитываю раз, другой, кажется, годится. Конверт с письмом, где указан номер объявления, запихиваю в еще один конверт, надписываю на нем адрес редакции, кладу внутрь почтовую марку за десять сантимов и заклеиваю – готово!
Когда засыпаю, приходит в голову мысль, что с этими объявлениями одна большая беда – если писать многим, рука отсохнет. Похоже, нужно самому поставить объявление, пусть лучше мне пишут. А почему бы и нет? Буду получать письма с фотографиями, смогу выбирать, кого сердце подскажет. И в самом деле, сочинить одно объявление – пальцы не отвалятся. Завтра займусь.
Так со мной часто бывает – когда что-то сделаю второпях, оказывается, без этого легко можно было обойтись. Так вот, как только я отправил письмо незнакомой даме и разместил брачное объявление в «Магазине», на следующий же день в больнице я познакомился с прелестной сестрой милосердия. Суламифь. Суламифь, из-под Валмиеры. Позже узнал: она – сирота. Правда, есть приемные родители, но от них она ушла.
Уже часа два вожу кистью по плинтусам коридора. Когда невмочь стоять на карачках, поднимаюсь и, прогнувшись, растираю спину. На столике в конце коридора замечаю забытый кем-то журнал. Передохну и полистаю. «Мир женщины», довольно свежий. Открываю наугад, в глаза бросается стихотворение Вирзы:
Не будет этим летом все, как прежде.
Цветам взгрустнется и прогоркнет мед.
Жасмина белый куст не зацветет.
И не дождаться жеребцу упряжки.
Свет солнца будет зря стараться.
Ночь Янова безрадостно пройдет.
И сорванный цветок в руке умрет.
И тени станут по кустам скрываться.
Туманом красным занесет поля.
В плодах незрелых будет вся земля.
Обузой станет все, чему есть имя.
Краса земли умолкнет навсегда,
И станет родниковая вода
Полынью в час, когда меня покинешь.[19]
Стихи прекрасные, но настроение как корова языком слизала. В голове тут же закопошились грустные мысли. Но отчего же такой тягостный пессимизм? Как будто с Николаем поговорил. А про какое лето говорит поэт? Про следующее? Или про то, что через год? Через десять лет? «…и станет родниковая вода полынью в час, когда меня покинешь. Меня! Все ясно, это он о личных печалях – разбитое сердце, душевные муки.
Не успеваю как следует обдумать стихотворение Вирзы, как мое внимание отвлекает скрип дверей. Из палаты напротив выходит существо, одетое в белый халатик и почему-то внимательно смотрит на меня. Так долго, что мне становится неловко. Но девушка красивая. С каждым мгновением