Голова работала ясно и четко, но… ничего путного не вырабатывала. Первичный осмотр моей персоны показал, что я помолодела лет на сорок, избавилась от таких примет цивилизации, как опрятность и соблюдение элементарных гигиенических навыков, нахожусь в роскошном, но порядком запущенном помещении – где?
Ответ на последний вопрос я получила, когда подкралась к портьерам и отогнула пыльный край. В лицо ударил дневной свет, так что я временно ослепла. Пришлось переждать немного и потихонечку восстанавливать зрение. За свои усилия я была вознаграждена открывшимся из окна видом на широкую темную реку без признаков набережной и… шпилем Петропавловской крепости, возвышавшемся на другом берегу.
Та-а-к. Стало быть, Санкт-Петербург. После Петра Великого, но до не менее великой Екатерины, ибо в противном случае Нева уже оделась бы в гранит. Неужели в той писанине, которую я так усердно редактировала, содержалось зерно истины и современный человек вполне может угодить в любую точку прошлого, как временную, так и географическую? Придется признать очевидное, хотя это и невероятно.
Я полностью раздернула портьеры и попыталась открыть одно из двух огромных окон, но эта попытка успехом не увенчалась. Под окном шустро сновали какие-то люди в не слишком роскошных одеждах, пару раз проехали всадники – понаряднее. И на реке было достаточно оживленное движение: по ней в обоих направлениях плыли лодки, лодчонки и даже плоты.
Ладно, это – потом. Судя по всему, я в Зимнем дворце, но опять же не екатерининском, не тот интерьер. Как удачно вышло, что по образованию я историк, да еще специализировалась именно на истории России. По ряду косвенных признаков можно предположить, что я либо во времени Анны Иоанновны, либо чуть позже – при веселой императрице Елисавет. Или… или меня занесло в тело еще цесаревны Елизаветы? Тогда нужно держать ухо востро, до тридцати лет эта дщерь Петрова была гонима и шпыняема всеми, кому было не лень.
В углу комнаты обнаружилось зеркало, которое тут же доказало мне, как дважды два, что я себе мощно польстила, предположив перевоплощение в отроковицу Елизавету. Та, по единодушным отзывам современников, была очень хороша собой и обладала роскошной фигурой. А в зеркале отражалась белобрысая девица лет четырнадцати-пятнадцати, плоская, как гладильная доска. Но хотя бы не страшилище – и на том спасибо.
Так кто же я, черт возьми?! Для фрейлины у меня слишком шикарные апартаменты, дочери какого-нибудь высокородного семейства (перстенек-то на пальце не из дешевых!) в Зимнем дворце делать нечего. К тому же фрейлины, даже высокородные, не спят на шелковом белье, пусть и порядком засаленном, и не носят батистовое неглиже с дорогими кружевами.
Мои размышления были прерваны скрипом открывавшейся двери. Ну, вот и началось. Сейчас получим ответы на все вопросы… может быть.
В дверь просунулась