Примеров преображения в мирской жизни ничтожно мало; в жизни церковной – великое множество. И именно поэтому место преображающей нас встречи с Богом, как говорится, «изменить нельзя», да просто глупо пытаться менять. И тот, кого томит отсутствие смысла, кто не может дольше жить одним слепым недоверием, кто видит в своих отношениях с другими людьми «непреодолимую» испорченность, запутанность и вражду, – пусть войдет к Богу, в Церковь. Войдет, оставив азартный поиск дурного, и будет просить для себя у Бога только смиренного понимания и раскаяния в собственных грехах, помощи в укреплении веры и добрых духовных учителей…[9]
Иверская икона Божией Матери
25 февраля. Картонка размером с открытку
Это история личного знакомства с Иверской иконой Божией Матери.
Париж влюблял в себя непонятно чем… Да, бульвары, да, кофе с круассанами, да, шансонье – и что? Даже то, что я (в то время студент третьего курса) с упоением учил французский, ничего не объясняло. И все же город меня очаровывал. На этих улицах я наслаждался чем-то «хемингуэевским».
Но моя «очарованность» не давала мне покоя. Ведь я православный. Я уже целый год хожу в церковь. Пора наконец отбросить всю эту поверхностную романтику и перестать восхищаться уютными кафе и прекрасными набережными.
За деревянным столиком кафе на площади Вогезов мы пили кофе с тетей Викой, маминой подругой, которая десять лет назад вышла замуж за француза и переехала в Париж. Тетя Вика спросила, во сколько я завтра улетаю домой. Я достал из сумки конверт, где лежали билет и загранпаспорт, уточнил время вылета. Мы еще немного поболтали и затем распрощались.
В последний день своей поездки в Париж я – «как настоящий православный» – решил побывать в храме Трех Святителей, подворье Московского Патриархата на улице Петель. Церковь оказалась одноэтажным квадратным домом, «зажатым» двумя соседними, но внутри располагался полноценный храм.
Была середина дня, дверь храма заперта. Я постучался. Открыла бабушка. Впустила, напоила чаем. А потом провела экскурсию по храму и рассказала о большой иконе, которая висела на стене. Это была Иверская икона Божией Матери. На прощание бабушка подарила мне бумажную копию иконы – картонку размером с открытку. Причем подарила причудливым образом: сначала приложила картонку к большой Иверской иконе, немного подержала и только потом отдала.
Я вышел из храма. Обыкновенная парижская улица страшно меня удивила. Почему-то мне показалось, что я только что провел полчаса в совершенно другом мире. Он остался там – за дверью церкви. В храме я совершенно забыл о том, что нахожусь в «самом романтичном городе Европы»… Париж снова задышал мне в лицо, но ничего