Неужели дед мог когда-то быть таким? Или не дед? Изучив газеты повнимательней, Леля обнаружила, что изданы они все были задолго до ее рождения. Хотелось расспросить про елочные игрушки маму, но Леля слишком хорошо понимала, что та сразу бросится звонить деду, есть у нее такая привычка. Значит, разбираться с находкой предстояло самостоятельно, однако пока вариантов не было, и девочка решила отложить свой трофей и сосредоточиться на второй коробке.
Та оказалась не менее интересной. Внутри Леля наконец-то нашла фотоальбомы, не связанные с работой – и все равно очень странные. Такие же завораживающие, как игрушки, девочка такого прежде не видела. Каждый из альбомов был большим, с плотными картонными страницами и обложкой, обитой плюшем, вишневым и светло-голубым. Одна обложка обозначалась емким словом «Фотоальбом», на другой золотым тиснением было выведено «На добрую память».
Внутри были собраны черно-белые и серо-бежевые фотографии, порой такие старые, что лица людей едва удавалось рассмотреть. Хотя большой потерей это не стало, Леля все равно видела их впервые. Она лишь по одежде могла догадаться, что жили все они очень давно – раньше деда, о маме и говорить не стоит.
Все фотографии аккуратно крепились к альбомам за уголки – иногда с помощью клея, а иногда через разрезы в картоне. Леля наугад выбрала снимок, который не был приклеен, перевернула и обнаружила на обратной стороне надпись, выведенную поразительно красивым почерком: «Володя и Наташа, сентябрь, 1923 г.».
Пара, изображенная на фото, казалась сумрачно серьезной. С такими лицами они, несмотря на молодость, тянули не на Володю и Наташу, а на каких-нибудь Владимира Павловича и Наталью Сергеевну. Сразу чувствовалось: портретная фотосъемка для них – целое событие.
Подпись не дала толковых подсказок, и теперь Леля вглядывалась в лица, пытаясь найти в них знакомые черты. Безрезультатно, конечно. Быстрый просмотр альбома ничего не дал, а на детальный она не стала тратить время. Леля пока не была уверена, что за обнаружение этих вещей дед не вышлет ее из квартиры куда-нибудь подальше – например, в Сибирь.
Кроме альбомов, в коробке хранились письма в прямоугольных конвертах – такие старые, что бумага стала желтой и очень мягкой, готовой порваться от любого неосторожного прикосновения. Текст был выведен разными почерками, почти всегда – чернильными ручками, и часть строк от этого не пережила испытание временем, расплылась или выцвела. От стопки писем пахло старой, давно заброшенной библиотекой.
Леля ожидала, что на этом все и закончится, однако на дне коробки хранился еще один сюрприз – большой блокнот с истертой обложкой. В него кто-то аккуратно записывал рецепты. Судя по состоянию блокнота, пользовались этой импровизированной кулинарной книгой очень часто.
Кому такое могло принадлежать? Не маме так