– Я ничего не знаю! Не знаю, и знать не желаю о «женщинах вообще», я могу говорить только конкретно! – пылко сказал Плотов. – Никаких обобщений! Меня волнуешь лишь ты. Я хочу знать тебя!..
Он продолжал хоть и с подъёмом, но уже отчетливо видел себя в своем почти стольном граде С., лежащим дома, на тахте, в позе эмбриона, лицом к стене – в непереносимой тоске…
Скучать по ней и томиться. Как метко говорили раньше, сохнуть. Думать – каждую секунду… Сновать как безсонная сомнабула по ночной кухне, а то и мазохистски слушать по двадцать раз (в наушниках, чтоб не мешать домашним): «…Я разгребаю монетку огня, пламя бушует и варятся щи. Если за печкой не сыщешь меня, то уж нигде не ищи…». С закрытыми глазами, чтобы не смотреть сквозь слёзную пелену в никуда.
Плотову подумалось, что многие помнят цитату из популярного романа: «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке…», однако есть ещё и Тарковский со стихотворением «Первые свиданья», которое поэт замечательно читает за кадром в фильме своего знаменитого сына: «…Когда судьба по следу шла за нами, как сумасшедший с бритвою в руке…»
Хорошенькие образы, да? Выскочившего из-под земли убийцы в переулке и идущего по следу сумасшедшего с бритвой. Поэты, это вы о любви так?
Да, о любви. О ней, матушке. О ней самой.
О той, которая долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит? О той, которая никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится?.. Да? Или это о чём-то ином? Расскажите же: о чём это?
Ой-ёй-ёй.
Однако кто в такую минуту вменяем?
Стоп-стоп! Отмотайте пленку назад! Откуда ты взял это слово – то самое, выше которого нет ничего на земле? Которое Самому Богу равно, ибо сказано: Бог есть любовь.
Любовь? Какое странное, удивительное, неожиданное, неувядаемо новое, ничуть, ничем не запачканное слово. Даже если вспомнить эту пошлость: «занимались любовью». Ничто к нему не липнет. И коль Бог поругаем не бывает, значит, и любовь поругаема не бывает, коли Бог и есть любовь. И что есть жизнь без любви? Это и не жизнь вовсе, а отбывание бытовой повинности.
И разве можно назвать похотью, низвести лишь до звериного, не поднимающегося выше пояса, эту космическую нежность, которой нет ни описания, ни объяснения и которая вздымается из неведомых глубин – даже в том, кто забыл и помышлять о ней, кто уже привык ощущать себя пустыней в штате Невада или ядерным полигоном возле Семипалатинска! Вот он – промысел Божий, в этом глотке бытия, ибо ничего нет слаще нежности. Разве человеку нужно что-то большее, чем нежность?
Непостижимо, но ещё несколько часов назад Плотов и думать-то не думал об Алине! Да что там, всего лишь три часа тому он был готов уйти, распрощавшись ещё на десятилетие. Когда и как перевели его в новое качество? Что изменилось в мире за это краткое время, если Плотов уже не сможет