Полковник не стал читать заголовки. Он старался побороть боль в желудке.
– С тех пор как установили цензуру, газеты пишут только о Европе, – сказал он. – Было бы лучше, если бы европейцы поселились у нас, а мы бы переехали в Европу. Тогда каждый узнал бы, что происходит в его собственной стране.
– Для европейцев Южная Америка – это мужчина с усами, гитарой и револьвером, – засмеялся врач, оторвавшись от газеты. – Они не понимают сути дела.
Почтовый инспектор вручил ему корреспонденцию. Остальное положил в мешок и снова завязал его. Врач хотел было приступить к чтению двух личных писем, но перед этим посмотрел на полковника. И спросил у инспектора:
– Для полковника ничего?
У того екнуло сердце. Инспектор забросил мешок на плечо, спустился с крыльца почты и сказал, не оборачиваясь:
– Полковнику никто не пишет.
Вопреки своей привычке полковник пошел домой не сразу. Он пил в портняжной мастерской кофе, пока товарищи Агустина листали газеты. И чувствовал себя обманутым. Он предпочел бы остаться здесь до следующей пятницы, лишь бы не возвращаться к жене с пустыми руками. Но вот мастерскую стали закрывать, и ему пришлось вновь окунуться в действительность. Жена ждала его.
– Ничего? – спросила она.
– Ничего, – ответил полковник.
В следующую пятницу он снова вышел встречать катер. И снова, как всегда, вернулся домой без долгожданного письма.
– Мы ждали более чем достаточно, – сказала ему в тот вечер жена. – Нужно обладать бычьим упрямством, как у тебя, чтобы ждать письма пятнадцать лет.
Полковник улегся в гамаке с газетами.
– Надо дождаться очереди, – сказал он. – Наш номер – тысяча восемьсот двадцать третий.
– С тех пор как мы ждем, этот номер уже два раза выигрывал в лотерее, – сказала жена.
Как всегда, полковник читал в газетах все подряд, от первой страницы до последней, включая объявления. Но на этот раз никак не мог сосредоточиться, думая о своей пенсии ветерана. Девятнадцать лет назад, когда конгресс принял соответствующий закон, начался оправдательный процесс, длившийся восемь лет. После этого понадобилось еще шесть лет, чтобы его включили в список ветеранов, о чем говорилось в последнем полученном полковником письме.
Он дочитал газеты уже после наступления комендантского часа. И хотел погасить лампу, как вдруг заметил, что жена не спит.
– У тебя сохранилась та вырезка?
Жена подумала.
– Да. Она должна лежать там же, где все остальные бумаги.
Жена откинула москитную сетку и достала из платяного шкафа деревянную шкатулку, в которой лежала пачка писем, сложенных по порядку и перетянутых резинкой. Она отыскала объявление адвокатской конторы, предлагавшей действенную помощь в оформлении пенсии ветеранам войны.
– Не устаю повторять тебе, чтобы ты сменил адвоката, – сказала она, передавая мужу газетную вырезку. – Если бы ты послушал меня,