Хучрай отворил дверь и в следующую же секунду в недоумении отшатнулся.
– Гражданин Хучрай? – строго спросил у него Нусинген.
– Д-да, – пробормотал тот.
– Мы за вами, – сказал Растиньяк.
– Собирайтесь, – добавил Нусинген и первым шагнул в квартиру.
Студенты стали ходить по квартире и всюду зажигать верхний свет.
– Обыск будет позже, – громогласно излагал Нусинген вызубренный германовский урок. – Сейчас только сделаем предварительный осмотр, а вы, господин хороший, поедете с нами…
– Позвольте, – залепетал Хучрай, – но… за что же это меня?
– Следователь знает за что, – презрительно усмехнулся Растиньяк.
– Скажите, – потребовал Хучрай, – я имею право знать.
– Пятьдесят восьмая статья, – словно сжалившись над беднягой, сообщил ему Нусинген. – Слышали, небось, о такой?
– Слыхал, – упавшим голосом сказал Хучрай. – Но я не думал, что она еще… в силе.
– Вот и напрасно, – усмехнулся Растиньяк. – Думать, гражданин, оно никогда не повредит.
– Если только гражданин – сам не вредитель, – добавил Нусинген, и оба визитера разразились злорадным смехом.
– Пятьдесят восьмая статья – это, если я не ошибаюсь, измена Родине, – чуть более твердо произнес Хучрай. – А в чем же, по-вашему, я… где я мог изменить Родине? Где и как? И почему?
– Сами прекрасно знаете, – брезгливо ответил на это Растиньяк.
– Вы совершили контрреволюционное действие, – сухо пояснил режиссеру Нусинген.
– Это… какое же? – во все глаза уставился на него Хучрай.
– А вот ваше паршивое кинишко, – хмыкнул Растиньяк. – Оно-то и есть форменная контра.
– О каком кинишке вы изволите говорить? – сглотнул Хучрай.
– Ну хватит дурочку-то валять! – прикрикнул на него Нусинген. – «Грязное небо» это ваше или как его там?.. Тоже мне – сначала разводит контрреволюцию, а потом как ни в чем не бывало невинной овечкой прикидывается…
– Какой овечкой? – рассердился Хучрай. – Что это вообще за тон?
– Молчал бы лучше, – усмехнулся Растиньяк. – А то сейчас такой тон возьмем, сам не обрадуешься.
От того, что один из визитеров без предупреждения перешел с ним на «ты», Хучрай почему-то растерялся и замолк.
– Так вы одеваетесь? – поторопил его Нусинген.
– Да-да, – пробормотал Хучрай.
Режиссер раскрыл шкаф с одеждой и вынул оттуда первые попавшиеся брюки. Он стал было задумчиво стягивать с себя домашние штаны, но вдруг осекся и обернулся к визитерам:
– Извините, мне… надо переодеться.
– И что теперь – отворачиваться нам прикажешь? – гаркнул Растиньяк.
Хучрай ничего не ответил, отвернулся сам и со злостью стал высвобождаться из штанов.
21
Уже на улице у Хучрая при виде черного воронка подкосились ноги. Нусингену и Растиньяку даже пришлось поддержать его, чтобы благополучно довести до машины.
Режиссера усадили на заднее сиденье.