– Вечно вилланы – козлы отпущения, – неожиданно вырвалось у него. Торопливо поблагодарив монаха, Эльфрик устремился к выходу.
С приближением Рождества многие шрусберийские купцы и владельцы окрестных маноров начали вспоминать о душeе и, дабы замолить грехи и показать себя добрыми христианами, не входя в большие расходы, делали обители скромные подношения. Оттого-то под Рождество обычно скудный монашеский стол скрашивали редкие лакомства – мясо и дичь. Братьям перепадали и медовые пироги, и сушеные фрукты, и цыплята, а то и олений окорок. Благодаря этому святой праздник превращался чуть ли не в пиршество, и монахи не видели в этом большого греха.
Иные миряне отсылали пожертвования только аббату и приору, видимо полагая, что их молитвы доходчивее молений простых братьев. Потому-то и случилось так, что некий рыцарь с юга Шропшира, который и слыхом не слыхивал о том, что Хериберта вызвали в Лондон и, возможно, сместят, послал в подарок аббату превосходную упитанную куропатку. Дар, предназначавшийся аббату, естественно, оказался в аббатских покоях; приор Роберт с удовольствием принял подношение и велел отнести на кухню и приготовить дичь на обед.
Брат Петр, который злился на приора из-за аббата Хериберта, окинул прекрасную птицу сердитым взглядом и на какой-то момент вполне серьезно задумался о том, что стоило бы испортить это блюдо: пережарить или подать с таким соусом, что и в рот не возьмешь. Однако поварское искусство было для него делом чести – поступить так он, разумеется, не мог. Петр не нашел лучшего способа насолить приору, как приготовить из птицы самое изысканное блюдо, какое только знал, – в соусе из красного вина, сделанном по его собственному рецепту. Блюдо это готовилось очень долго, сам Петр его очень любил, но тешил себя надеждой, что приору оно придется не по вкусу.
Между тем приор пребывал в отличном настроении: он был доволен тем, что возглавляет обитель, и, не сомневаясь в том, что в ближайшем будущем сделается аббатом, уже предвкушал те выгоды, которые извлечет управляемая им обитель из обладания манором Малийли. Роберт ознакомился с докладом управляющего и, узнав, что имение находится в цветущем состоянии, решил, что Гервас Бонел не иначе как лишился ума, если отказался от таких земель в обмен на дом и припасы с монастырской кухни. Да и долго ли сможет он этим пользоваться? Ему ведь уже за шестьдесят. Приору подумалось, что побольше внимания к Бонелу не будет слишком высокой ценой за подобный вклад. Брат Жером, который первым выведывал все, что творилось в обители и за ее стенами, доложил Роберту, что мастер Бонел слегка занедужил и потерял аппетит. Пожалуй, счел приор, надо оказать ему любезность и послать лакомое блюдо с аббатского стола. Благо есть такая возможность – куропатка большая и упитанная.
Брат Петр любовно поливал тушку густым винным соусом, добавляя по щепотке розмарин и руту, когда на кухне появился приор Роберт – царственно величественный и суровый, как сам Папа.