Спустя неделю после отъезда аббата Хериберта, в середине дня, в сарайчик Кадфаэля наведался попечитель лазарета брат Эдмунд, которому понадобились лекарства. Морозы стояли не сильные, однако ударили они неожиданно после теплой погоды и многих застали врасплох. Кое-кто из молодых братьев, из тех, что работали на открытом воздухе, расчихались и раскашлялись не на шутку. Четверых пришлось поместить в лазарет, где, помимо того, отлеживалось и несколько стариков – по немощи они уже не трудились, а только посещали церковные службы, мирно дожидаясь кончины.
– Этим парням всего и надо, что несколько дней побыть в тепле, и дело пойдет на лад, – заметил Кадфаэль, взбалтывая флягу и переливая из нее в маленькую склянку темную жидкость со сладковатым ароматом. – Хотя, конечно, несколько дней ни к чему маяться. Пусть они принимают это по маленькой ложке два-три раза в день, им быстро полегчает.
– А что это такое? – полюбопытствовал брат Эдмунд. Он знал многие снадобья брата Кадфаэля, но ведь тот постоянно придумывал что-нибудь новенькое. Интересно, уж не на себе ли испытывает Кадфаэль эти настои?
– Это шандра с розмарином да камнеломка. Я заварил их в льняном масле и развел в красном вишневом вине. Вот увидишь, им станет лучше – это и от кашля, и от насморка помогает. – Он бережно закупорил большую флягу и протер горлышко. – Может, тебе еще что-нибудь нужно? Старикам-то, верно, не по нутру то, что сейчас творится. Когда человеку перевалит за шестьдесят, перемены его уже не радуют.
– Такие, во всяком случае, точно не радуют, – грустно признал Эдмунд. – Многие и не подозревали, как дорог им Хериберт, пока не ощутили потерю.
– Так ты думаешь, мы его потеряли?
– Боюсь, что, скорее всего, это так. Стефан-то вряд ли затаил зло на аббата, но он во всем будет потворствовать легату, чтобы только сохранить расположение Папы. А легату, который явился сюда переустраивать церковь и наделен для того всей полнотой власти, Хериберт едва ли сумеет потрафить. Может, Стефан, осерчав, и высказывался нелестно об аббате, но решать судьбу Хериберта будет не он, а Альберик Остийский, а тот, скорее всего, сочтет, что наш добрый маленький пастырь слишком мягок по натуре для своего сана, – удрученно заключил Эдмунд и добавил: – Я бы прихватил еще горшочек с мазью, что заживляет язвы. Бедный брат Адриан – и за что ему это наказание?
– Видать, сильно его припекло, – сочувственно промолвил Кадфаэль.
– Кожа да кости, просто как скелет! Он уже и есть-то почти не может. Увядает, как лист.
– Смотри, если что, сразу посылай за мной. Я здесь не для того, чтобы бить баклуши, и всегда рад помочь. А вот и то, что тебе надо. На сей раз бальзам посильнее будет, я в него побольше богородичной травки добавил.
Брат Эдмунд спрятал склянку и горшочек в свою суму и задумался, потирая пальцами острый подбородок, не забыл ли он еще чего-нибудь.
Неожиданно от двери пахнуло холодом. Оба монаха обернулись и увидели незнакомого парня, в смущении застывшего