– Не наше это дело, Влас, – ответил Тимофей Муха, – а Нечая. Его баба, он пускай и думает.
– Да как же не наше? Сколько она добра принесла товариществу.
– Ну и что? Овцу вон тоже стригут, а придёт время, зарежут и на мясо пустят.
– То овца, а Каенкай всё же человек. Не по-божески как-то.
– Да какой ещё Бог в этой лютой степи? – отмахнулся Муха.
С каждым днём всё чище становилось небо, всё ярче светило солнышко, приближалась весна.
Нечай ходил угрюмый и всем не довольный, рычал на всех по делу и без дела и только с Каенкай был ласков и внимателен.
Однажды ночью с грохотом вскрылся лёд, на Реке начался ледоход. Но прошёл и он, снег таял в степи, трава появилась на солнечных косогорах, широко разлилась Река. Казаки с неподдельным интересом смотрели на Нечая. Каенкай смотрела на него тоже как-то странно. Смущало то, что у неё стал выпирать живот. Про беременность он не спрашивал, и так всё понятно. Если резать, то резать придётся как бы двоих, впрочем, бывало и младенцев резали, не то, что беременных.
Наконец Нечай решился и целый день в полном одиночестве на обрывистом берегу реки точил нож. А утром повёл Каенкай на это место.
Каенкай шла впереди молча, ничего не спрашивая. Остановилась у обрыва и стояла, не поворачиваясь к Нечаю. Он остановился, вытащил из ножен нож, зачем-то обтёр его о штанину, сделал шаг и застыл на месте.
Каенкай обернулась, посмотрела на него гордо своими чёрными раскосыми глазами и сказала по-русски с жутким татарским произношением:
– Что же ты остановился, муж мой. Реж. Не нарушай обычай.
– Ты говоришь по-русски? – удивился Нечай.
– У меня мать русская.
– Так ты всё знала. И почему …
– Лучше три месяца быть твоей женой, чем всю жизнь «чёрной» женой. Терпеть унижения, а то и побои. Зачем? Брата убили, когда меня похищали. Он весёлый был… Мне жить не хотелось. Думала, будет случай – зарежу себя. А тут твой друг сказал, что всё одно ты меня зарежешь весной. Вот я и подумала: зачем самой резаться? Муж зарежет, и мы с братом опять будем вместе, как в детстве. Реж, Нечай, чего ждёшь?
И отвернулась. Нечай решительно шагнул к Каенкай, поднял ей голову вверх за подбородок, занёс над ней нож, она закрыла наполненные слезами глаза. Он зарычал, как раненый зверь, вложил нож в ножны, взял её за руку:
– Пойдём.
В центре коша Нечай закричал:
– Круг! Круг!
Из землянок появились казаки, увидев Нечая за руку держащего Каенкай, они повеселели, с души камень свалился.
– Что случилось? – спросил Нефёд Мещёрин.
– Плохой я казак, браты, не могу Каенкай зарезать, обычай нарушаю. Режьте меня сами с ней вместе.
– Вот ещё, – сказал Влас Мыкин, – из-за бабы доброго казака жизни лишать.
– А всё равно мне без неё не жить.
– Так живи с ней, – воскликнул Тимофей Муха.
– А как же обычай? – растерянно спросил Нечай.
– А что обычай? – сказал Нефёд. – Обычай не Слово Божье, его и поменять можно.
– Можно-то