* * *
Шампанское мы быстро «уговорили». Настя включила музыку, и я по очереди танцевал со всеми – с «диджеем», с мамой, с Ритой, опять с сестричкой. Тут Михаил Державин зазвал всех в «Кабачок «13 стульев», а я вышел на балкон – подышать и проветрить голову. На улице было холодновато, но терпимо. В темноте зависли мутными шарами фонари, высвечивая мокрый асфальт, а дальше чернела чащоба, насылая запахи прели. И тишина…
Лишь за близким окном пани Катарина пела голосом Халины Францковяк.
Я с наслаждением вобрал в себя холодный сырой воздух, и тут завопила Настя, запищала мама, и я понял, что вернулся блудный доктор технических наук.
Женщины моего племени затащили вождя прямо в гостиную, где и набросились на него втроем, целуя, теребя, мутузя… Посмеиваясь, я дождался, пока они выпустят растрепанного, счастливого отца, и обнял его. Папа, всегда стеснявшийся проявления чувств, сам закалачил руки, тиская меня.
– Ну, вот, – ухмыльнулся он, оторвавшись, – выбился в люди! Догоняй, сын!
– Лет через десять! – смешливо фыркнул я. – Тебя как раз из член-корреспондентов в академики переведут!
Отец рассмеялся – вольно, не удерживая веселье в себе, и мама воскликнула, выглядывая из кухни:
– Всем шампанского!
– Так ведь кончилось уже! – заголосила Настя.
– А у меня еще есть! Миша, открой, пожалуйста…
И гулянка вышла на новый уровень.
* * *
Заночевали мы с Ритой в моей бывшей комнате, разложив диван-кровать. Я лежал и улыбался. Просто так. Уж слишком хорошо складывалась жизнь – и у родителей, и в моей «ячейке общества», и вообще. Да здравствует счастье и безмятежность!
Рита навалилась на меня, потерлась щекой о щеку, погладила мою руку. Я тут же вмял пятерню в тугую грудь, с наслаждением оглаживая атласную округлость.
– Ми-иша… – жарко зашептала девушка. – Ну… ты что? Шуметь же будем!
– Родители сейчас сами зашумят, – парировал я.
– Настя за стенкой…
– Она уже большая девочка! Себя вспомни.
– Сравнил… У меня же был ты!
– А я и сейчас есть…
– Правда? – мурлыкнула Рита, зажимая мою нахальную руку между ног.
– Ага! – выдохнул я.
Мы расшалились, и стали шуметь.
Пятница, 24 марта. День
США, Южная Каролина, Хобкау Барони
– Мистер президент! Подлетаем!
Джеральд Форд вздрогнул, выходя из дремы, и глянул в иллюминатор. Под брюхом вертолета проплывали топкие солончаки, сверкая зеркальцами луж. Вдоль широкого песчаного пляжа клонились бурые злаки, а сабаловые пальметты мотали космами болотного цвета. Стая уток, испугавшись ревущего «Марин Уан»,1 полетела над самыми дюнами, заполошно крякая, сея мелкие перья и сор.
«Будто и не ступала сюда нога белого человека… – подумал Первый Джентльмен. – Всё, как триста лет назад, застыло в дикости».
Тяжелая винтокрылая машина, чуть