«Сопровождающие!» – поморщился Аидже, откидываясь на спинку.
Всю дорогу он мучительно соображал, рассуждая и споря с самим собой, перебирая дни, как бусины четок. Воспоминания всплывали снулыми рыбами…
…В самый первый раз попав в Хадсон-Пайнз, он застал там хозяина. Рокфеллер сидел, сгорбившись, в инвалидной коляске с моторчиком, и пялился в экран огромного телевизора. Пол-лица богатея скрывала, будто намордником, кислородная маска.
Встрепенувшись, он глухо и невнятно произнес:
– Хэлло, Аидже! Извини, что в таком виде – сердечко прихватило. Врачи велели дышать кислородом.
– Моя понимай, – наклонил голову индеец, решив сыграть роль тупого дикаря.
– Аидже! – с чувством воззвал Рокфеллер. – Я сделаю все, что ты пожелаешь, только помоги вернуть здоровье!
– Моя хотеть, чтобы ты вложил большие деньги в СССР! – выпалил целитель, с детской простотой излагая задание.
– О`кей! – часто закивал хозяин, шевеля кольчатым шлангом, как хоботом…
…Аидже наморщил лоб. Да, именно тогда его впервые отяготило непонятное утомление. Как будто, переступив порог особняка, он состарился! И ведь ничего особенного не происходило, все отлично держится в памяти.
Ну, врачевал, елозя по буржуйской груди… Ну, поглядывал на экран телика…
– Подъезжаем, – молвил Ричард, минуя местные Сиракузы.
– Моя видеть, – буркнул индеец недовольно.
Щит за обочиной извещал: «Onondaga Nation. Nedrow. ½ miles».
За рекой Онондага-Крик показались приземистые домишки, выстроившиеся в три ряда.
– Моя сам, – решительно сказал краснокожий, покидая запыленный «шеви».
– Валяй, – бледнолицый зевнул и опустил спинку кресла. – Подожду…
«Жди, жди… Дождешься…»
Индеец прошелся по грязноватой улочке, натянуто улыбаясь. Жилища – так себе, и автомашины чиненые-перечиненые. Задворки «сияющего града на холме»…
Некогда гордые воины позируют для глупых туристов, напяливая на головы уборы из перьев. А ведь раньше каждое перо вручалось, как медаль за подвиг…
Обойдя Длинный Дом в центре поселка, Аидже зашел во двор к старому шаману. Нынешние ирокезы – крещеные, но ведь и веру в прежнего бога-творца Таронхайавагона никто не отменял. А на подходе Отаденоне-не-оней-ватэй, первый праздник весны – «Благодарение клену»… Не отменять же веру предков, ставя на ней жирный крест!
Каркасный дом Глэйдэйнохче был обшит досками, краска на которых давно облупилась, и больше всего походил на добротный русский сарай. Но шаман приспособился – зимовал в типи с расписной покрышкой из оленьих шкур, выставленном на заднем дворе.
Откинув полог, Аидже встал на колени у очага, где горел огонь, и присел на пятки. Шаман устроился напротив – седой индеец с бесстрастным лицом, изрезанным морщинами и шрамами. Глэйдэйнохче курил изукрашенную трубку.
Выпустив струю сизого дыма, он молча передал калумет гостю. Аидже не любил табак, но