– Я тоже, – не отступался он. – Это чисто по работе. И ничего более.
– И ничего более.
Они поставили на поддон чашки с блюдцами и разошлись в разные стороны, причем каждый отчаянно надеялся, что другой подразумевает нечто совсем иное.
Глава 4
Введение в химию
Недели через три Кальвин и Элизабет, направляясь к парковке, беседовали на повышенных тонах.
– Ваша идея в корне порочна, – говорила Элизабет. – Вы упускаете из виду саму основу синтеза белка.
– Напротив, – возражал он, про себя отмечая, что никто еще не называл его идеи порочными и что слышать это не особо приятно, – у меня в голове не укладывается, как можно полностью игнорировать молекулярное строе…
– Я не игнорирую…
– А как же две ковалентные…
– Там образуются не две, а три ковалентные связи…
– Да, но только в тех случаях…
– Послушайте! – резко перебила Элизабет, когда они остановились у ее машины. – Вот она, проблема.
– Какая еще проблема?
– Вы, – твердо сказала она, указывая на него обеими руками сразу. – Вы и есть главная проблема.
– Потому что у нас разные точки зрения?
– Проблема не в этом, – возразила она.
– Хорошо, тогда в чем?
– Да в том… – Неопределенно махнув рукой, она посмотрела вдаль.
Кальвин выдохнул, опустил одну ладонь на крышу ее голубого «плимута» и стал ждать неминуемой отповеди.
За истекший месяц они с Элизабет встречались шесть раз – дважды вместе обедали и четыре раза пили кофе; для Кальвина каждая из этих встреч составляла и самое возвышенное, и самое скверное мгновение суток. Самое возвышенное – потому, что Элизабет была самой умной, проницательной, загадочной и… да… опасно привлекательной из всех известных ему девушек. Самое скверное – потому, что она вечно торопилась уйти. А когда она уходила, он впадал в отчаяние, не отступавшее до самой ночи.
– Новейшие сведения о шелковичных червях, – пояснила она. – Опубликованы в последнем номере журнала «Сайенс». Вот о какой главной сложности я говорила.
Он согласно кивал, будто все понимая, но на самом деле не понимал ровным счетом ничего, даже новых сведений о шелковичных червях. Во время каждой встречи он из кожи вон лез, чтобы показать свое полное равнодушие к Элизабет во всем, что выходило за пределы ее должностных обязанностей. Он не предлагал оплатить ее чашку кофе, не вызывался донести от прилавка к столу ее обеденный поднос, не распахивал перед нею дверь, даже в тот раз, когда она несла стопку книг выше своей головы. Не грохнулся в обморок,