Улыбающийся подросток легонько стучит Сверра по плечу.
– Ты действительно помнишь? Тогда нам нужно поговорить, – голос звучит знакомым и слишком взрослым.
– Мне кажется, – Сверр залипает в одну точку, – она прыгнула туда.
Он и сам не понимает, с кем говорит. Почему говорит. Северянин поднимает голову и видит подростка – того самого, что недавно шептался с Сефу. Отлично. Какому-то левому ребёнку он только что сказал, что его знакомая, вероятно, суициднулась. «Просто потрясающая идея», – проносится у Сверра в голове.
– Савитар, – шумная северянка берёт его юного собеседника за руку, – ты не видел Сефу’эни? Не могу её найти.
– Она уже спустилась. – Действительно, меньше всего его голос похож на детский.
Это удивляет не только Сверра – северянка напряжённо сводит брови.
– Повтори-ка, – наклоняется она.
– Она уже спустилась. – В этот раз Савитар звучит, как и полагается молодняку его лет.
– Идиотизм. Она только что была здесь. Ладно. – Северянка натянуто улыбается Сверру, подхватывает малышку на руки, а подростку велит держаться у неё на глазах.
Троица аккуратно встраивается в поток, тянущийся в сторону лестницы, а Сверр безучастно провожает их взглядом. Северянин вытягивается на полу во весь рост. Свет вокруг тает. Возвращаются редкие всполохи. Холод металла помогает привести мысли в порядок. Немного помешкав, Сверр пытается восстановить канал интеграции, прорисовывая знакомый образ в голове, но из этого выходит немного больше, чем ничего.
Воспоминания вспыхивают и гаснут в сознании. Всё произошедшее кажется какой-то циничной шуткой воображения. Сеф правда спрыгнула с Башни или всё это порождение его сознания? Сверр закрывает глаза и решает начать спуск через пару часов: ему впервые в жизни хочется остаться в одиночестве. Впервые в жизни он готов встретить спускающуюся Тьму, полагаясь только на самого себя.
Эпизод четвёртый. Дозволение
День склоняется перед закатом. Солнце опасливо скользит последними лучами по эфоратским стенам, разбрасывая блики от витражных окон по Амфитеатру. Раасул перебирает подушечками пальцев по столу, не отрывая взгляда от разноцветных узоров.
Очередное совещание затягивается. Старшие эфоры спорят между собой, то нервно жестикулируя, то перебивая друг друга, то буквально переходя на крик. Некоторые из них умудряются с ногами забираться на мастер-стол и декламировать прямо оттуда. Такое поведение на собраниях стало нормой после усиления влияния аккретов на Трёх Континентах. Если сначала чрезмерная эмоциональность Высших шокировала Раасула как нечто неприемлемое, то через некоторое время он просто привык. Не то чтобы он осуждает мастеров, но их поведение никак не вяжется в его