– Вот это было бы здорово, – радуется Винсент. – Надеюсь, мы там не помешаем.
– Не думаю, что сильно помешаете. Я зайду за вами сюда чуть позже.
– Спасибо огромное, – говорит Калле.
– Не за что. Кстати, Филип передает привет.
Когда Пия ушла, Калле осушил свой бокал шампанского, и Винсент снова налил обоим:
– Кажется, она хороший человек.
– Да, очень, – кивнул Калле. – Это она убедила меня уволиться и пойти в вечернюю школу.
«А я отблагодарил ее тем, что исчез с горизонта», – подумал он про себя.
– Что она имела в виду, когда сказала, что ты был «неприкаянный»? – Винсент положил на тарелку краба. – Вы много пили… или что-то другое?
– Да, думаю, что именно это. Я напивался почти каждый вечер после работы.
Пару раз Калле попался на контроле алкогольных промилле в медпункте. Медсестра Раили с сожалением сообщила, что ей придется об этом доложить. Калле вызвали на беседу с капитаном Берггреном и старшим администратором. Он получил предупреждение до следующего раза и пообещал, что это больше не повторится. Но, конечно, все равно продолжал пить.
– Но не только это, – добавляет Калле. – Это трудно объяснить.
– А ты попробуй. Я любопытный.
– Понимаешь, я думал, что работаю здесь временно. Но шли годы. Это как бы… Я зарабатывал здесь намного больше, чем мог бы в другом месте. Со всеми надбавками я получал двадцать пять тысяч в месяц. И я почти ничего не тратил, только на выпивку. Но и ее мы могли покупать недорого. Есть здесь понятие «чарка». Это порция алкоголя, которую персонал может получить почти бесплатно. И мой друг Филип постоянно угощал меня в баре.
Калле делает паузу, чтобы подумать. Как ему объяснить, как это было на самом деле?
– Это странный мир, он как пузырь. И все, что за его пределами, через какое-то время начинает казаться нереальным.
– Ты не скучаешь по людям, оставшимся здесь?
Калле задумывается. Достает мясо омара из панциря, чтобы выиграть секунду-другую. Он не припомнит, чтобы ему где-либо еще было так же весело, как на пароме. Пия и Филип были лучшими друзьями в его жизни. Но он всегда знал, что нужно двигаться дальше, пока не застрял здесь навсегда. Он только не знал, как это сделать.
И еще были вещи, которые Калле выносил с трудом. Но понял он это позже, и, только оказавшись в реальном мире, ему стало ясно, насколько он привык к этой дикости. На пароме процветала культура мачо. Финны утверждали, что все шведы геи. Шведы из всех сил пытались доказать обратное. И еще расцветал банальный расизм. Директор магазина беспошлинной торговли запросто мог с многозначительным видом сказать, что сегодня черно на сходнях. Или продавщица парфюмерии Лилль бесстыдно жаловалась, что африканцам трудно подобрать аромат, потому что они по-другому пахнут. Или этот упорно тиражируемый миф, что арабы возят с собой электроплитки и готовят в каютах, потому что они слишком жадные, чтобы есть в ресторанах. И Калле ненавидел сам себя за то, что он почти не возражал, не спрашивал, кто своими глазами