– Марьям из третьего «Б», – доложила Бланка.
– Марьям? Всего лишь Марьям? Что же она сделала? Да наплюй ты на неё! Астрид, хочешь я её к тебе припечатаю? Без проблем! – усмехнулся Юлле.
– Прекрати! – перебил его папа. – Такие дела решают словами, а не дракой.
– Астрид, советую тебе на время успокоиться и найти себе другую подругу, – сказала мама поспешно.
– И кого же? Мне никто больше в классе не нравится! – прошипела я.
– Может, Вибеке? – предложила мама. – Она милая, мне кажется.
– Вот сама и дружи с ней! И разговаривай о шетлендских пони, готландских лошадках и фьордских лошадях, если считаешь, что это так уж интересно. А я не хочу! – выкрикнула я и убежала к себе в комнату.
Я улеглась на кровать и злилась на весь белый свет. Больше всего на Элли, которая увела у меня подругу. На Марьям, не хотевшую со мной дружить. И на маму за её дурацкие советы.
На Бланку я тоже немного злилась, и на Юлле, хоть он и предложил поколотить Марьям. На старших братьев и сестёр можно злиться сколько угодно, они вечно тебя то задирают, то дразнят, когда меньше всего этого ждёшь, так что приходится постоянно быть начеку.
Кто-то постучал.
Папа открыл дверь и вошёл. Он принёс поднос с чашкой чая и двумя горячими тостами.
– Ты ничего не ела, так что я поджарил тебе парочку тостов, – сказал он.
– Они с крыжовенным вареньем?
– Да, бабушкиным.
Он поставил поднос на тумбочку и чуть не сбил рамку с фотографией, где мы вместе с Марьям, когда были маленькими – может, года четыре всего. У нас одинаковые хвостики, и мы лежим на огромной куче разноцветных листьев. Я привыкла, засыпая, смотреть на эту фотографию. Но теперь схватила её и швырнула в угол.
– Ну почему?! Что я такого сделала?! – крикнула я.
– Ты? Ты же ничего не делала!
– Тогда почему Марьям не хочет больше со мной дружить?
Папа присел на край кровати. И стал теребить усы – он так всегда поступал, когда думал о чём-нибудь важном.
– Знаешь что, Астрид? – сказал он немного погодя. – Эта ваша дружба с Марьям, она не может вот так разрушиться в одночасье.
– Что ты имеешь в виду?
– Мне кажется, Марьям теперь себя испытывает. Может, ей хочется иметь больше друзей, и в этом всё дело.
– Почему она испытывает себя именно со мной? – спросила я.
– Я понимаю, Астрид, больно, когда тебя бросают.
– Но что же мне делать?
– Тут ничего не поделаешь, – сказал папа. – Просто оставайся такой же чудесной, весёлой выдумщицей. Той Астрид, которую я так люблю! У меня есть предчувствие, что Марьям со временем вернётся. А теперь ешь!
Хоть я и горевала, но голод не тётка, а чай с жареными тостами – лучше всего на свете. Я бросила в чашку четыре кусочка сахара, что лежали на подносе. Папа решил остаться и посидеть со мной, чтобы составить мне компанию.
– Да пусть она валит, куда хочет, – проворчала я, отхлебнув крепкого сладкого чая. – Только как бы ей не споткнуться на высоченных