Возможно, привычные звуки, сопровождавшие распорядок дня в монастыре, доходили до какого-то уголка сознания страдальца, напоминая ему о монашеской жизни. Так, когда зазвонил колокол к заутрене, брат Элиас внезапно затих, веки его затрепетали, но тут же закрылись даже от приглушенного света. Горло раненого напряглось, губы попытались что-то произнести. Кадфаэль наклонился еще ниже, приблизив ухо к его рту, искаженному от попытки что-то сказать:
– …безумие, – как показалось Кадфаэлю, произнес Элиас. – Через Кли, – горестно продолжал он, – в такой снег… – Повернув голову на подушке, раненый с усилием прошептал: – Такая молодая… своевольная… – Тут он снова начал погружаться в глубокий сон и, приложив последнее усилие, сказал слабым голосом, но совершенно ясно: – Мальчику надо было пойти со мной.
Это было все. Элиас вновь затих, и брат Кадфаэль уловил его уже более ровное дыхание.
– Брат Элиас, похоже, будет жить, – сказал Кадфаэль, когда приор Леонард зашел после заутрени осведомиться о больном. – Но его нельзя торопить.
Молодой монах, пришедший сменить Кадфаэля у постели раненого, был полон рвения и очень внимательно выслушал указания.
– Когда он начнет шевелиться, – деловито сказал Кадфаэль, – дай ему вина с медом – вот увидишь, теперь он будет пить. Сиди рядом и записывай все, что он скажет, мне это понадобится. Сомневаюсь, что тебе придется что-нибудь еще для него делать, пока я буду спать. А если брат Элиас начнет потеть, следи, чтобы он был хорошо укрыт, но все время протирай лицо: это принесет несчастному облегчение. Даст Бог, он будет крепко спать. Для него сейчас сон – лучшее лекарство.
– Ты хорошо ему все объяснил? – тревожно спросил Леонард, когда они вместе вышли. – Он справится?
– Он прекрасно справится, а нашему подопечному нужны только время и покой.
По дороге из лазарета Кадфаэль позевывал и думал, что хорошо бы сначала позавтракать, а потом как следует выспаться. После этого надо будет еще раз сменить повязки на голове и ребрах раненого, а также смазать все мелкие ссадины, которые грозят нагноением, и тогда можно будет решать, как дальше лечить брата Элиаса. Может быть, заодно удастся еще что-то узнать и насчет пропавших детей.
– А брат Элиас заговорил? Сказал что-нибудь членораздельное? – продолжал расспрашивать Леонард.
– Он упомянул о мальчике и о том, что это безумие – пытаться перейти через холмы в такой снегопад. Да, я думаю, что он встретил Хьюгонинов с монахиней и