– Спасибо, сестра, – кивнула она монахине и, направляясь к выходу, подумала, что, наверное, и этого говорить не стоило.
Сгустились сумерки, падал снег, мир был безмолвным, как фотография. Лотта стояла на вершине лестницы и дышала свежим воздухом, снежинки мягко падали ей на щёки. Крыши старого города были покрыты снегом. Отсюда были не слышны привычные звуки города – шум трамваев, автобусов и автомобилей, крики разносчиков и газетчиков. Когда она начала спускаться по ступеням, тучи расступились, и последние лучи солнца слились в один совершенный сияющий луч. У Лотты перехватило дыхание. Могло ли это быть знаком?
Она закрыла глаза, всё в ней одновременно напряглось и замерло, страстно желая услышать слабый, но ясный шёпот, который указал бы ей дорогу. Она ждала, холод просачивался сквозь ее туфли и сковывал пальцы ног, но всё, что она слышала – лишь шум ветра сквозь снег, и вскоре последние лучи угасли.
Глава восьмая
Иоганна любила Рождество. Любила город, занесённый снегом и становившийся чище, любила праздничный и даже сакральный смысл, который в эти дни обретали скучные домашние дела. Вместе с тяжёлой тёмной мебелью её мать привезла с собой из Тироля старинные народные традиции, и в детстве Иоганна и её сёстры с радостью их соблюдали: плели рождественский венок из еловых веток, украшали четырьмя толстыми восковыми свечами и подвешивали к потолку посреди гостиной; зажигали по свече каждое воскресенье поста; писали письма Младенцу Христу, исповедуясь в своих грехах и обещая в новом году быть лучше.
Шестого декабря приходил святой Николай со своей митрой и епископским посохом, а за ним – ужасный Крампус, чёрный дьявол с длинным красным языком, который забирал непослушных детей, если святой Николай ему разрешал. Маленьким Эдерам вручали сладкие подарки и никогда не секли розгами, которые предназначались для по-настоящему плохих детей, и Крампус, обычно сосед в маске и чёрном плаще, который казался Иоганне восхитительно ужасающим, никогда их не утаскивал.
Теперь, хотя девочки выросли, некоторые традиции всё равно соблюдались. Иоганна и Хедвиг сплели венок, и по воскресеньям Эдеры собирались под ним всей семьей, чтобы читать Евангелие и зажигать свечу, к большому изумлению Франца, которого Иоганна не могла не заметить.
С той прогулки на Унтерсберг, когда он едва не поцеловал её, а потом сказал, что не верит в Бога, Иоганна не знала, как себя вести и даже что чувствовать. Хотя она была по-прежнему очарована Францем, её мечты утратили блеск, потому что она понимала, что родители не одобрят её брак с неверующим человеком. Конечно, она и так понимала, что он не католик, с тех пор как он впервые появился в маленьком домике на Гетрайдегассе, слышала его философские рассуждения и видела, что он отказывается от причастия. Она знала